— Керосин!

Включили насосы, и холодные струи керосина вырвались избаков с цифрой 451 — у каждого пожарного за спиной был прикреплён такой бак.Они облили керосином каждую книгу, залили все комнаты. Затем торопливоспустились по лестнице. Задыхаясь от керосиновых испарений, Монтэг, спотыкаясь,шёл сзади.

— Выходите! — крикнули они женщине. — Скорее! Она стояла наколенях среди разбросанных книг, нежно касалась пальцами облитых керосиномпереплётов, ощупывала тиснение заглавий, и глаза её с гневным укором глядели наМонтэга.

— Не получить вам моих книг, — наконец выговорила она.

— Закон вам известен, — ответил Битти. — Где ваш здравыйсмысл? В этих книгах всё противоречит одно другому. Настоящая вавилонскаябашня! И вы сидели в ней взаперти целые годы. Бросьте всё это. Выходите наволю. Люди, о которых тут написано, никогда не существовали. Ну, идём!

Женщина отрицательно покачала головой.

— Сейчас весь дом загорится, — сказал Битти. Пожарныенеуклюже пробирались к выходу. Они оглянулись на Монтэга, который всё ещё стоялвозле женщины.

— Нельзя же бросить её здесь! — возмущённо крикнул Монтэг.

— Она не хочет уходить.

— Надо её заставить!

Битти поднял руку с зажигалкой.

— Нам пора возвращаться на пожарную станцию. А эти фанатикивсегда стараются кончить самоубийством. Дело известное.

Монтэг взял женщину за локоть.

— Пойдёмте со мной.

— Нет, — сказала она. — Но вам — спасибо!

— Я буду считать до десяти, — сказал Битти. — Раз, два…

— Пожалуйста, — промолвил Монтэг, обращаясь к женщине.

— Уходите, — ответила она.

— Три. Четыре…

— Ну, прошу вас, — Монтэг потянул женщину за собой.

— Я останусь здесь, — тихо ответила она.

— Пять. Шесть… — считал Битти.

— Можете дальше не считать, — сказала женщина и разжалапальцы — на ладони у неё лежала крохотная тоненькая палочка. Обыкновеннаяспичка.

Увидев её, пожарные опрометью бросились вон из дома.Брандмейстер Битти, стараясь сохранить достоинство, медленно пятился к выходу.Его багровое лицо лоснилось и горело блеском тысячи пожаров и ночных тревог.

«Господи, — подумал Монтэг. — а ведь правда! Сигналы тревогибывают только ночью. И никогда днём. Почему? Неужели только потому, что ночьюпожар красивое, эффектное зрелище?»

На красном лице Битти, замешкавшегося в дверях, мелькнулиспуг. Рука женщины сжимала спичку. Воздух был пропитан парами керосина.Спрятанная книга трепетала у Монтэга под мышкой, толкалась в его грудь, какживое сердце.

— Уходите, — сказала женщина. Монтэг почувствовал, чтопятится к двери следом за Битти, потом вниз по ступенькам и дальше, дальше, налужайку, где, как след гигантского червя, пролегала тёмная полоска керосина.Женщина шла за ними. На крыльце она остановилась и окинула их долгим спокойнымвзглядом. Её молчание осуждало их. Битти щёлкнул зажигалкой. Но он опоздал.Монтэг замер от ужаса. Стоявшая на крыльце женщина, бросив на них взгляд,полный презрения, чиркнула спичкой о перила. Из домов на улицу выбегали люди.

Обратно ехали молча, не глядя друг на друга. Монтэг сиделвпереди, вместе с Битти и Блэком. Они даже не курили трубок, только молчаглядели вперёд, на дорогу. Мощная Саламандра круто сворачивала на перекрёсткахи мчалась дальше.

— Ридли, — наконец произнёс Монтэг.

— Что? — спросил Битти.

— Она сказала «Ридли». Она что-то странное говорила, когдамы вошли в дом: «Будьте мужественны, Ридли». И ещё что-то… Что-то ещё…

— «Божьей милостью мы зажжём сегодня в Англии такую свечу, которую,я верю, им не погасить никогда», — промолвил Битти.

Стоунмен и Монтэг изумлённо взглянули на брандмейстера.

Битти задумчиво потёр подбородок.

— Человек по имени Латимер сказал это человеку, которогозвали Николас Ридли, когда их сжигали заживо на костре за ересь в Оксфордешестнадцатого октября тысяча пятьсот пятьдесят пятого года.

Монтэг и Стоунмен снова перевели взгляд на мостовую, быстромелькавшую под колёсами машины.

— Я начинён цитатами, всякими обрывками, — сказал Битти. — Убрандмейстеров это не редкость. Иногда сам себе удивляюсь. Не зевайте,Стоунмен!

Стоунмен нажал на тормоза.

— Чёрт! — воскликнул Битти. — Проехали наш поворот.

— Кто там?

— Кому же быть, как не мне? — отозвался из темноты Монтэг.Он затворил за собой дверь спальни и устало прислонился к косяку.

После небольшой паузы жена наконец сказала:

— Зажги свет.

— Мне не нужен свет.

— Тогда ложись спать.

Он слышал, как она недовольно заворочалась на постели,жалобно застонали пружины матраца.

— Ты пьян? — спросила она.

Так вот значит как это вышло! Во всём виновата его рука. Онпочувствовал, что его руки — сначала одна, потом другая — стащили с плечкуртку, бросили её на пол. Снятые брюки повисли в его руках, и он равнодушноуронил их в темноту, как в пропасть.

Кисти его рук поражены заразой, скоро она поднимется выше, клоктям, захватит плечи, перекинется, как искра, с одной лопатки на другую. Егоруки охвачены ненасытной жадностью. И теперь эта жадность передалась уже и егоглазам: ему вдруг захотелось глядеть и глядеть, не переставая, глядеть начто-нибудь, безразлично, на что, глядеть на всё…

— Что ты там делаешь? — спросила жена. Он стоял, пошатываясьв темноте, зажав книгу в холодных, влажных от пота пальцах. Через минуту женаснова сказала:

— Ну! Долго ты ещё будешь вот так стоять посреди комнаты?

Из груди его вырвался какой-то невнятный звук.

— Ты что-то сказал? — спросила жена. Снова неясный звукслетел с его губ. Спотыкаясь, ощупью добрался он до своей кровати, неловкосунул книгу под холодную как лёд подушку, тяжело повалился на постель. Его женаиспуганно вскрикнула. Но ему казалось, что она где-то далеко, в другом концекомнаты, что его постель — это ледяной остров среди пустынного моря. Женачто-то говорила ему, говорила долго, то об одном, то о другом, но для него этобыли только слова, без связи и без смысла. Однажды в доме приятеля он слышал,как, вот так же лепеча, двухлетний малыш выговаривал какие-то свои детскиесловечки, издавал приятные на слух, но ничего не значащие звуки… Монтэг молчал.Когда невнятный стон снова слетел с его уст, Милдред встала и подошла к егопостели. Наклонившись, она коснулась его щеки. И Монтэг знал, что, когдаМилдред отняла руку, ладонь у неё была влажной.