– Ой, не говори… – Тот протяжно зевнул. – Не только вашаслужба и опасна, и трудна. А я еще нахватал себе приработков, ну, и верчусьтеперь как белка в колесе.

– На машину копишь? – оживился помдеж, который и сам норовилперехватить где что можно и нельзя.

– Да ну! – отмахнулся Рутковский. – На свадьбу!

– Жениться собрался? – еще больше заинтересовался помдеж,который и сам лишь полгода назад простился с холостяцкой волей. – Красиваяневеста?

– Ого! – значительно сказал Рутковский. – Что надо. Фигура,ножки! И под гитару поет не хуже Пугачевой.

– А! – встрепенулся дежурный, словно зомби, услышавшийкодовое слово. – Ну-ка, может, ты знаешь: выдающийся голос современности издевяти букв. Я им говорю – Пугачева, а они не верят.

– Но ведь Пугачева – из восьми, – поправил наивный доктор. –А из девяти – выдающийся голос из девяти, наверное, Паваротти?

Остальные переглянулись. Вроде бы такое имя тоже когда-тоназывали по телевизору…

– Паваротти, – задумчиво повторил дежурный, расписываясь набланке. – Но тогда ночной наряд из шести букв – опять же на П!

– Конечно, на П, – кивнул Рутковский, потягиваясь и забираяподписанное направление. – Ночной наряд – пижама.

И, оставив боевых товарищей в состоянии полного ступора,вышел из дежурки, пряча в карман халата направление на судмедэкспертизу.

* * *

Время остановилось. Где-то далеко, за стенами этого подвала,оно продолжало бежать, идти, лететь, течь – ну, словом, делать все, что обычноделает время. Однако здесь, во влажной духоте, оно недвижимо, сонно лежалорядом с Александрой, словно кошка, на краешке ее куртки, которую она сноваподстелила под себя. Александра решила считать дни своего заточения, отмеряя ихпо часам сна, однако ее все время клонило в сон, и, по сути, она постояннопребывала в тупой полудреме, лишь изредка поворачиваясь с одного замлевшегобока на другой да лениво делая глоток-другой из бутылки с водой.

Есть не хотелось совершенно. Слабость ею владела страшная,туманом заволокло мысли, и даже предположение, что в воду подмешан какой-тонаркотик, снотворное, от которого ей так худо, не заставило Александрунасторожиться.

Когда-то раньше, давно (иногда казалось, много дней,месяцев, а то и лет назад), читая книги о похищенных или заточенных где-толюдях, она поражалась их беспомощности и трусости. Вместо того чтобы каждуюминуту неволи посвятить рытью подземных ходов (как граф Монте-Кристо или паниИоанна из романа «Что сказал покойник») и поискам способов бегства, этислабовольные персонажи с трепетом ловили каждый шаг и каждое слово похитителей,с готовностью выполняли все их требования, способствуя разорению своих семей,опасались узнать лишнее, увидеть лица разбойников, чтобы те не начали опасатьсясвоих жертв и не убили их после получения выкупа. Но главное – насколькоапатичны, бездеятельны, тупы и не изобретательны были все эти похищенные!Только в детективах Дика Фрэнсиса мелькнули два или три героя, которые не ждалимилостей от природы, а сами пытались облегчить свою участь. Теперь этигероические персонажи казались Александре настолько же близкими к реальности,как чудовища из «Звездных войн».

Она даже не предполагала, что может испытывать такойобессиливающий страх…

Зрелище голого мужского тела не шло из головы. Теоретическипредставляя себе, как все это происходит, Александра однажды почти решиласьвоплотить свои знания на практике. С Костей, разумеется, – другого кандидата унее никогда не было. Она-то решилась, да не хватило решимости у него. В самыйответственный момент несостоявшийся любовник схватился за «молнию» джинсов, ккоторой уже подобрались Александрины расхрабрившиеся руки, – и был таков,пробормотав на прощание что-то о маме, у которой с утра так болело сердце, чтоее никак нельзя оставить одну до позднего вечера. После этого, собственноговоря, Александра и решила сложить оружие и без боя отдать Костю в полноераспоряжение этой «лучшей в мире, святой женщине» – его мамочке.

Теперь же Александра думала, что так или иначе все кончилосьбы разрывом. Даже если Костя и позволил бы «молнии» расстегнуться и выпуститьна волю его мужское достоинство, Александра, как она осознала после общения спохитителями, не смогла бы преодолеть последнего отвращения и не дала быприкоснуться к себе. Ничто, никакая, пусть самая смелая теория не могла дажеотдаленно сравниться с отвратительной, низменной практикой! Конечно, робкого,ласкового лизуна Костю смешно сравнивать с жестоким «кавказцем», однако речьведь идет о конечном результате: проникновении в девичье тело чужеродного,беспощадного предмета, который причинит боль, нарушит некую изначальную,божественную целостность этого сосуда. Если еще ради ребенка можно кое-чтоперетерпеть, стиснув зубы и молясь в душе, то ради удовлетворения суетноголюбопытства, а тем более против своей воли, по прихоти распаленных мужиков, –нет, никогда. Ни за что!

Подступали минуты такого отчаяния, когда выбор: умеретьсейчас, сию минуту, мгновенно и безболезненно, или мучиться неизвестностью,страхом, может быть, перенести насилие и пытки, но все же выйти потом насвободу, был бы однозначно решен в пользу милосердной смерти. К тому жеАлександра не могла не отдавать себе отчета: изнасилованная, изуродованная, онастановится опасной для своих похитителей. И жизненные, и опять-такилитературные примеры гласили: жажда мести способна подвигнуть на решительные инепредсказуемые действия даже самое забитое, самое сломленное существо. Да и вслучае ареста срок этой троице за простое похищение и похищение, осложненноепатологической жестокостью, грозил бы совершенно разный. Поэтому всякий актнасилия автоматически означал для Александры смертный приговор. Значит, онадолжна была вести себя так, чтобы у похитителей не возникло желания прибегать кнасилию. Проще говоря, она должна быть тише воды, ниже травы и слушаться их вовсем.

Послушание, впрочем, требовалось пока только в одном:наговаривать на пленку тексты к «дорогим, родным и близким». Когда черезнеопределенное время (часы Александра забыла завести, и они остановились,поэтому она даже приблизительно не представляла себе, сколько находится взаточении) троица похитителей снова появилась в подвале и предъявила новуюбумажку с текстом, Александра отбарабанила его, даже не вдумываясь в смыслслов, удостоилась за это одобрительного хмыканья, опорожнения ведра – своегоимпровизированного туалета – и подношения новой бутылки воды.

«Кавказец» – он же «человек со шрамом» – правда, буркнулзло:

– Ты, это, воду шибко не хлещи! Кто меньше пьет, тот меньшельет.

Однако дальше этой реплики дело не пошло, и похитителиудалились, вполне довольные.