Полина разжала кулак, и бутылка глухо упала на диван.

— Ты даже разозлиться по-человечески не способна!

Филин потупила взгляд и, что было сил, отвесила девушке пощечину. И ещё одну. И ещё. Её ладони сжались в кулаки. Она схватила Полину за грудки, прижала к стенке и принялась без устали молотить её. Красивое смазливое личико украшено смачными вмятинами. Из разбитого носика хлещет тёплая юшка. Разъярённая женщина не скупилась на удары. Она яростно толкнула подругу на пол и начала избивать ногами, нанося увечья по печени и почкам. А после — зло припала к ней, схватила за скулы — и жадно впилась в её губы. И выплеснула из себя всю накопившуюся боль, тоску и ярость ударом кулака вниз живота.

Полина взвыла в дичайшей агонии. Она не ожидала такого от своей подруги. Всё случилось настолько внезапно, что она даже не успела сориентироваться. Это она, она тряпка, а не Филин — потому что Филин всё ещё способна двигаться вперёд в отличии от неё самой.

Всё её тело ныло. Ей давно не было так больно. Всё-таки физическая боль хуже душевной, потому что имеет особые последствия.

Филин рыдала над скрючившейся, вжавшейся в пол фигурой. Она обнимала эту дрожащую девушку, прижимала её к себе, осыпала её раскрасневшееся от крови лицо поцелуями, слизывала её слёзы. Она не хотела, не хотела всего случившегося — сама не знала, что нашло на неё — просто что-то внутри будто лопнуло. Это как резинка тянется-тянется, тянется-тянется — хлоп — и рвётся. Вот так и здесь произошло. Ей было больно от того, что она натворила с её бедным усталым солнцем.

Полина тяжело дышала. Она крепко-накрепко закрыла веки, стремясь удержать поток хлынувших слёз. После — слабо подняла дрожащую руку, отстраняя от себя лицо Филина. Перегнулась через её объятья к полу — и её смачно стошнило. Потом посмотрела на рыдающую подругу и повела головой. В следующее мгновение она уже валялась в своих соках, силясь встать.

К чёрту всё. Здесь её ненавидят. Она никому не нужна в этом мире. И сама виновата — дура! Типичная дура, которая выдумала о себе невесть что, поверила во что-то — и в итоге осталась ни с чем.

— Дур-ра, — повторила Полина вслух, смеясь над собой, идя, пошатываясь, к выходу. — Самонадеянная напыщенная дура.

Она говорила по слогам и слонялась по беседке, пританцовывая на каждом шагу.

Зелёные спутанные волосы и свитер были окрашены кислотным цветом собственной рвоты. От неё жутко воняло, и внешне она сейчас походила на последнюю шлюху из подворотни, которой в сущности и являлась. Только очень изощрённой шлюхой.

Филин сидела на полу и рыдала.

Полина перекинула рюкзак через плечо. Бросила взгляд на стол с мыслью забрать мобильный, чтобы-таки его продать. Взяла аппарат и включила дисплей посмотреть время.

— О, — усмехнулась она, — СМСка пришла.

«Увидимся в Новом Мире. Я приду. Жди. Если есть желание — выходи на связь.

Король в Жёлтом».

Она прочла текст с особо циничной интонацией. Старалась опустить отправителя как только могла.

— Пошёл ты на-а-а-ахуй, — протянула она, выключила телефон и бросила его к себе в рюкзак. После — окинула презрительным взглядом плачущую Филина. Мерзко. Мерзко решительно от всего. Ненависть лютая и абсолютная. Ненависть ко всему. К смердящему миру, к рыдающим влюблённым, к тупой себе. Она бы могла что-то изменить, не будь ей всё равно. А теперь ей было плевать. Ха! Подумаешь — девчонка с кулаками накинулась.

— Что, герой, да? — с вызовом обратилась она.

Филин схватилась руками за голову в ожидании ответного удара.

— Дождалась удобного момента — и набросилась, да? Трахнула, избила — типа изнасилование, да? Да? Оденься, деточка.

Она игриво щелкнула её по носу и направилась к выходу из беседки.

— Да пошла ты… — бессильно взвыла Филин ей вслед. — Я всё равно люблю тебя! Слышишь! Люблю!

— Прощай, раб, — вздохнула Полина и, пошатываясь, покинула беседку.

Так же пошатываясь она пересекла ещё вчера родной двор. Вышла на улицу не так давно любимого городишки. Ей было противно от всего, а в особенности — от себя. Хотелось чем-то вмазаться, да с собой ничего. Была возможность разжиться — тогда отказалась, а сейчас — было бы очень кстати. Ехать она — всё равно вряд ли куда-то в таком состоянии поедет. Нужно хотя бы поваляться где-нибудь, прийти в себя. А ещё её люди могут увидеть. Не то, чтобы её особо волновало общественное мнение — просто могли пристать с расспросами, что было бы очень, очень не кстати.

А ещё жутко ныло между ног. Сучка очень крепко ударила её. Присесть бы где-нибудь… О… Автобусная остановка. Посидеть. Отдохнуть.

Полина обессилено рухнула на лавочку и согнулась пополам. Чёрт… Как же больно…

— Сама виновата, — прошипела девушка сквозь зубы, — дура старая… Даже двигаться толком не можешь, не то, чтобы куда-то там ехать… Чёрт… Как больно…

В памяти всплыла вчерашняя ночь.

«Королева! Волосы цвета яда! Красота декаданса! Высокодуховность! Ха! Это всё фигня, ничего не стоящая фигня, пока сама ты — дура, которая ничего из себя не представляет и упивается своей офигенностью. И все люди, которые тебя любят — они любят лишь то, что у тебя между ног и некую загадочную оболочку. Когда ты последний раз с кем-то по-человечески говорила? О чём-то действительно серьезном, интересном и поучительном? И, чёрт подери, чего стоит личность, которая ломается после первого же крепкого мордобоя? Да ещё и будучи избита влюблённой тряпкой. Что же ты из себя представляешь, если такое никчёмное существо смогло сломить тебя? Личность ли ты после этого? И была ли личностью? Нет! Ты — дура, дурой была и дурой осталась!»

— Девушка, вы в порядке?

Полина подняла взгляд на взволнованного парня, пришедшего на утренний автобус. Не известно, что его испугало больше: её глаза или же сам внешний вид, но юноша отшатнулся от неё, как от прокажённой и, извиняясь, ушёл куда подальше. Наверное, это круто — подойти к человеку с ног до головы вымазанному в блевотине и спросить, в порядке ли он. Да, охуенно! Просто восхитительно, блин. Зашибись просто!

«Соберись наконец, — сказала она себе. — Здесь тебе торчать больше смысла нет. Значит — валим туда, где тебе всё ещё рады. И стараемся не испортить отношение к себе, тем более так по-идиотски».

К Филину она не вернётся хотя бы из-за уязвлённой гордости — обе дуры сами виноваты. Любовь! Чувства! Ха! Дружба — и только дружба спасёт этот мир…

Она сидела на лавочке, согнувшись в три погибели, и пыталась вспомнить хотя бы одного человека, который относился бы к ней, как к другу. И все подобные люди казались ей унылыми, ничего не представляющими из себя личностями. А всё потому, что сколь ни были люди вокруг неё унылы, и сколь она их ни ненавидела, — себя она ненавидела ещё больше. Потому что эти люди — они, чёрт возьми, чего-то в жизни добились! Что-то из себя представляли! А что она? Она решила играть роль этакого загадочного солнца, которое то появляется, то исчезает. Ветряная, воздушная, чарующая, загадочная она стала колесить по стране и собирать вокруг себя разных людей. Копить их образы в своей памяти. Для чего? Когда-то ей это казалось интересным. А на самом деле она просто хотела трахаться, и поняла это уже после первой встречи с интересным мужчиной, который курил план, божественно играл на гитаре и читал неземные стихи. Она отдалась ему. И ей это понравилась. Она — просто зарвавшаяся девчонка, которая слишком рано решила, что стала взрослой. Если люди — это книги, то её повесть бесконечно уныла. До тех пор, пока она не станет сильной личностью, она не станет никому по-настоящему интересной.