Город понравился, в лучших традициях русских сказок, светлый и по-открыточному яркий. Деревянные и каменные, большие и поменьше, дома пестрели разноцветными крышами и расписными фасадами. Сады и огороды благоухали ароматами, красовались цветами и плодами. Встречались торговые лавки, трактиры и мастерские. Все чистенькое и ухоженное. Мы проехали две площади, как пояснила Яга – Зеленую, это где мне по голове двинули. При свете дня она казалась больше, не была мрачной и пугающей и очень напоминала парк. В центре возвышалась статуя женщины, величественной и гордой, вокруг нее плескались звонкие фонтанчики, в разные стороны разбегались аккуратные, вымощенные гладкими булыжниками, дорожки. Раскидистые деревья создавали приятную тень над деревянными, ярко окрашенными скамейками. Вторая площадь, Торговая, оказалась побольше, была заполнена разномастным народом, так, что яблоку негде упасть. Основную ее часть занимал базар. Люди прохаживались между рядами, покупали, продавали, перекрикивались и делились новостями. Ближе к дворцу пошли дома и дворы побогаче, очевидно, мы въехали в элитную часть города. И действительно, скоро я увидела царский дворец. Он тоже будто сошел с иллюстрации к сказке. Расписные стены, высокие двери и окна, украшенные кованым кружевом, колышущиеся на ветру флаги. Изящные башенки, покрытые зеркальной мозаикой, пускали лучи во все стороны.

– В зеркальной крыше днем отражается солнце, ночью – луна. Свет в разные стороны и расходится. Оттого наш город Светлым и называется, – объяснила Баба-яга.

Миновав сложный ансамбль из фонтанов, пышных клумб и подстриженных деревьев, наше транспортное средство с чувством выполненного долга остановилось у мраморной лестницы, по краям которой как восковые изваяния застыли два десятка стрельцов. Нас, словно очень важных гостей, почтительно встретил маленький пузатый мужичок, шустрый, что заведенный автомобильчик, и проводил во дворец. Он все время щебетал, как он рад, как он счастлив, как он почтителен и незаменим. Мраморная лестница продолжилась и за дверями, здесь она была покрыта красной ковровой дорожкой, освещалась светильниками, охранялась все теми же невозмутимыми стрельцами и украшалась картинами в золотых рамах с изображениями множественных царей и цариц. Через двадцать семь ступеней, по которым согласно этикету и максимальной скорости Яги следовало подниматься медленно и с почтением, мы попали в тронный зал – светлое просторное помещение с высоченными витражными окнами от пола до потолка и бархатными портьерами, расписным потолком в облачках и амурчиках и начищенным до блеска полом. У дальней стены в центре возвышался золоченый трон, обитый красным бархатом. Трон пока пустовал, а зал постепенно заполнял народ. Справа и слева стояли ряды кресел. По количеству приглашенных, понятно – гостей ожидалось много. При таком столпотворении не то что карты пропадать будут, слона выкрасть можно, никто не заметит. Гости вальяжно прохаживались по залу, здоровались, раскланивались, оказывали друг другу знаки внимания.

Ягу здесь хорошо знали и, похоже, уважали. Она то и дело кланялась направо и налево, не забывала тыкать меня в бок, намекая на аналогичные действия, и получала приветствия от проходящих людей. Провожатой она оказалась знающей и опытной. Сквозь зубы полушепотом поведала мне все дворцовые тайны и интриги.

– Вот тот высокий мужик в бордовых одеждах – это боярин Никифор Федорович Климов, правая рука нашего государя. За Трисемнадцатое царство радеет, живота своего не жалеючи. Порядок во всем любит. А вон тот с золотым зубом – это Ломов Игнат Кузьмич, тоже боярин, мечтает с царем породниться, дочку свою Матрену ему сватает. Вон она, смотри!

При боярине действительно сидела пышнотелая девка, розовощекая, упитанная, как свинка, и старательно облизывала петушка на палочке. Пустым взглядом осматривала окружающих. Сама она явно держала в голове еще одного петушка на палочке и уж никак не матримониальные планы.

– А вон тоже боярская дочка, Марфа Горохова. – Яга показала на симпатичную разряженную девушку в кокошнике. Кроме миловидной внешности Марфа удивляла необыкновенной схожестью с окружающими ее особями женского пола. Будто она же, только в разных возрастах. Яга пояснила: – Это сестры ее. Она четвертая по старшинству среди одиннадцати, вот и надеется: ежели царь на ней женится, то хоть чем-то из оравы выделяться станет.

– Вон, смотри, – продолжала Яга. – Спящая красавица пожаловала. Разбудили-таки.

Ну я бы с этим поспорила. Поднять – подняли, разбудить – не разбудили. Опираясь с одной стороны на руку какой-то тетки, видимо, матери, наряженной в платье с кринолином и глубоким декольте, и на мужичка в коротких штанишках с буфами и в рубаху в кружевах с другой, юная барышня медленно уселась в кресло. Похоже, в ее высокий ажурный воротник был вставлен металлический каркас, поскольку он не пошевелился, когда, закрыв глаза, девушка склонила голову набок и мирно засопела. Ручаюсь, мамаша тыкала ее в бок чем-то острым, Спящая красавица иногда вскакивала, испуганно моргала глазами, но вскоре засыпала снова.

В зал вплыла высокая дама в ослепительном наряде. Сияние и солнечные зайчики разбегались от нее, как перепуганные тараканы. Я безошибочно угадала Хозяйку Медной горы. Как она выдерживает вес навешанных на нее камней, осталось для меня тайной. Ее служанки заменили дворцовое кресло на предусмотрительно прихваченный с собой мини-трон из целого куска малахита, украшенный золотом и драгоценными каменьями. Наверняка у дамы хронический цистит. Что ж ей никто не объяснил, что на камне сидеть вредно? Хоть бы подушечку подстелила. Дама уселась на драгоценный стул, высокомерно оглядела всех присутствующих и застыла как каменное изваяние. Хорошая супруга из нее получится – поставил в уголок, и не мешает, и драгоценным сиянием помещение украшает.

В дверях молодая девица в русском красном сарафане что-то горячо доказывала распорядителю мероприятия.

– Аленушка, – прокомментировала Баба-яга. – Должно быть, козлов ее в зал не пускают. И то верно, не хлев здесь.

Оттолкнув обоих спорщиков, в зал сплошным потоком полились гномики. Кикимора права, они, наверное, размножаются делением и почкованием. На тридцать шестом я сбилась со счета. Гномы плотным кольцом окружали Белоснежку, ничем не примечательную девицу хрупкого телосложения. Не хуже бульдозера расчищали ей дорогу, при этом недовольно ворчали и окидывали окружающих презрительными взглядами. Правда, расселись довольно экономно – по трое на один стул.

Аленушка прошла в зал одна, животные за ней не последовали, видимо, распорядитель остался неумолимым. Ее проводила крепкая деловитая женщина, которая приветливо помахала нам рукой.

– Наталья, мать Аксиньи, – пояснила моя сопровождающая.

Я обшарила глазами зал, но девочку не увидела. В это время зал ахнул и загудел шепотом.

– Вот бесстыжая, как ее только земля носит, – ворчала Яга. – Голая же совсем, а в слугах только мужиков держит. Неужто думает, вокруг дураки одни и не понимает никто? Тьфу, блудница вавилонская.

Это Яга реагировала на Шахерезаду, как монашка на порнокартинку. Я было открыла рот, чтобы объяснить бабуле назначение женоподобных сопровождающих восточной красавицы, но осеклась. Если от моих разъяснений старушка впадет в культурный шок прямо тут, неловко получится, лучше дома сказать и сначала подготовить.