Балагуря, он поднялся по ступенькам и, нарочито сильно толкнув меня плечом, направился в штаб.

Дверь открыл ногой. Вернее, не открыл, а выбил, она повисла на одной петле, а красноглазый переступил порог и заорал:

— Аттика! Аттика!

— Прошу прощения, сэр, — внезапно вмешался Гумилев. — У нас только один этаж и место для одного командира.

— Чо? — развернулся к нему красноглазый. — Чо ты сказал?

— Аттики здесь нет, сэр. — Гумилев с сожалением развел руками. — Прошу прощения. Я здесь единственный командир.

Красноглазый спустился с крыльца, снова задев меня. Посмотрел на штаб со стороны.

— Вот же дерьмо! — выругался он.

— Кто такая Аттика? — шепотом спросил я у Гумилева.

— Городской командир, — ответил тот.

Его ответ мне вообще ничего не сказал, и я хотел было задать еще вопрос, но красноглазый прервал меня.

— Эй! Заткнитесь и слушайте меня! Особенно ты, Анатолий Толян. Сначала выстроишь второй этаж для штаба. Чтобы здесь была Аттика, понял? Потом разгоняй все ресурсные точки до максимума. Вопросы?

— Ав… — в горле предательски запершило, когда я справился с хрипотой, то спросил. — А вы вообще кто?

Красноглазый улыбнулся. Очень так нехорошо улыбнулся. И сказал, растягивая улыбку:

— А я все ждал, когда ты задашь этот вопрос. Уже подумал было, что ты настолько идеальный фермер, что даже вопросы задавать не станешь. Эй, ты, сюда иди!

Последняя фраза относилась к Гумилеву. Тот покорно шагнул к красноглазому, но, видимо, недостаточно быстро. Красноглазый сам подошел к нему, секунду рассматривал его китель, поправил зачем-то, а потом стал лить на него содержимое своей бутылки. На голову, на плечи, за шиворот.

Гумилев покорно молчал, только губы едва заметно шевелились. Он уже не улыбался.

— Первый раз я объясню тебе, кто я, на примере твоего командира, — сказал красноглазый, вылив на Гумилева остатки пойла и отбросив бутылку в сторону. — Постарайся запомнить, чтобы не допустить второго раза.

Он достал сигару и зажигалку. Сигару, повертев, спрятал в карман, а зажигалку поднес к Гумилеву.

Меня пробрал холодный пот. Стало так страшно, словно это я стоял на месте своего командира.

— Не надо! — вырвалось у меня.

— Я Гарпанг, — сказал красноглазый и улыбнулся. — Я хозяин всех фермеров в этой провинции. Включая тебя.

Зажигалка чиркнула, и Гарпанг шагнул в сторону, все еще не прекращая улыбаться.

Когда пламя вспыхнуло, Гумилев сорвался с места, и, сбрасывая с себя одежду, побежал к углу здания, где была насыпана куча песка. Буквально через секунду он закричал, от боли, но бежать не перестал.

Я бросился к нему на помощь.

Хотел броситься. Гарпанг шагнул мне навстречу и остановил коротким боковым. Я рухнул на землю, Гарпанг пнул меня носком ботинка в живот и сказал:

— Не знаю, кем ты его назначил, мэром, генералом, или ученым, но после моего визита его место некоторое время будет вакантно.

Лежа на земле, я смотрел, как Гумилев валялся на песке, сбивая пламя. Потом он поднялся и, стеная от боли, поспешил к сараю с красным крестом на стене.

Гарпанг тем временем раскурил сигару.

Я хотел подняться, но подкованный ботинок военного образца придавил меня к земле.

— Сначала делай штаб, — повторил Гарпанг. — Потом фермы. Если посмеешь выстроить казарму или склад, хотя бы один уровень, я расскажу тебе, что такое настоящая боль, что такое...

— Послушайте… — прохрипел я, настойчиво, но деликатно пытаясь выбраться из-под сапога. — Произошла ошибка, я сейчас вам все…

Сапог убрался с моего плеча. Я решил, что красноглазый хочет меня выслушать, и сделал движение, чтобы подняться, но оказалось, что Гарпанг убрал ногу для другой цели.

Пушечное ядро врезалось мне в челюсть. Разум рухнул во что-то темное и вязкое, похожее на смолу. Сквозь эту смолу до меня донеслись едва слышные, но гулкие слова Гарпанга:

— Ниии-кооо-гдаааа….! Не пеее-ребивааа-й! Меняяяааа…

Я лежал на боку, держась за челюсть, скорчившись, словно эмбрион. Гарпанг присел рядом со мной, схватил за волосы, рванул на себя и процедил в ухо:

— Ошибка — это когда я хочу услышать «да», а мне говорят «нет». Твою мать, как же я вас всех ненавижу, нищебродных ублюдков, не способных ни на что. Я бы вырезАл вас всех, долбаных фермеров, бесполезных червей…

Острая резкая боль пронзила щеку, и я закричал, пытаясь вырваться. Гарпанг глубже вдавил сигару, я почувствовал запах паленой плоти. Моей плоти.

Вырваться у меня получилось только потому, что Гарпанг сам оттолкнул меня. Бросил в меня почти потухшую сигару, целясь в лицо, и поднялся. Размял ладони, хрустнув пальцами, после чего сказал:

— Мне нужны ресурсы. Поэтому ты, Анатолий Толян, построишь в этом городе штаб и фермы. А сам город назовешь Гарпа-фарм-19. И больше ни слова, пока я не захочу тебя услышать. — После чего повернулся к своей банде и заорал во всю глотку: — Парни! Город ваш!

Мародеры ответили радостным ревом из сотни глоток, и с хохотом, с улюлюканьем бросились врассыпную.

Город с населением в несколько десятков человек оказался во власти отморозков, не обремененных какими-либо законами или принципами.

Лежа на земле, держась рукой за распухающую челюсть, стараясь не касаться ожога на щеке — я наблюдал за тем, как мародеры заходили в дома. В каждый дом подряд. Вышибая двери, иногда сначала стреляя, и лишь потом заглядывая внутрь.

Из некоторых домов мародеры выходили с ящиками — мне удалось рассмотреть, что они несли консервы, и аккумуляторы, похожие на тот, что я видел на стене. Добычу бандиты грузили в бронированный грузовик — и, кажется, были не очень довольны объемом награбленного.

Потом я увидел женщину. Она бежала по улице, а за ней гнались два мародера. Она бежала быстро, и тогда один из бандитов выстрелил ей в ноги. А когда она упала, истекая кровью, и крича от боли — они подбежали, и стали срывать с нее одежду, смеясь и подбадривая друг друга.

Стреляли повсюду. Запах крови, он был таким сильным, что мой недавний ужин… в общем… я не выдержал.

Вакханалия продолжалась около часа.

Я уже не думал о том, что сейчас мне пригодился бы фотоаппарат, что я мог бы сделать снимки, достойные международных премий. Я думал только о том, что не хочу умирать. Что я готов сделать все, что угодно, лишь бы оказаться подальше от этого беспредела.

Я трясся от страха, и завидовал Гумилеву, вовремя куда-то убежавшему.

— Переименуй город в Гарпа-фарм-19, — сказал мне на прощание Гарпанг. — Я вернусь завтра, примерно в это же время.