Я быстро простилась с ней и остаток дня пребывала в унынии,ожидая появления милиции с минуты на минуту.

Милиция не явилась, зато на следующий день вновь позвонилФедосеев. Теперь голос его был слаще меда.

— Анна Михайловна… — захлебываясь от счастья, начал он,далее счастье шло по возрастающей, что, признаться, насторожило меня большеугроз.

Особенно тот факт, что Федосеев раз десять повторил, что всенедоразумения между нами улажены и он предлагает мне заключить долгосрочныйдоговор. — И давайте не будем тянуть. Встретимся завтра, унотариуса. — Он продиктовал адрес и с заметным облегчением отключился.

В назначенное время я прибыла к нотариусу.

Федосеев ждал меня, пританцовывая возле своей «Ауди».Выглядел он так, точно ему на голову свалился кирпич и он по сию пору от этогоне оправился. Завидев меня, дернул щекой, физиономию его слегка перекосило, ноее тут же украсила ласковая улыбка.

— Здравствуйте, — обрадовался он, шагнувнавстречу, и я только тогда заметила, что левая рука у него на перевязи.

— Что у вас с рукой? — испугалась я, хотя чего бымне пугаться, раз рука не моя, да и к Федосееву добрых чувств я не питала, ужочень много крови он мне попортил в последнее время.

— Рука? — Он посмотрел на нее с отчаянием ипоспешно заверил:

— Ерунда.

Формальности много времени не заняли. Вскоре мы простились сФедосеевым, я довольная, он почему-то не очень, и это меня озадачивало, коли ужинициатива исходила от него. Он проводил меня до машины и неожиданно перешел нашепот:

— Если вдруг, мало ли что.., так вы того.., скажите дляначала, зачем же сразу…

Из этой тарабарщины я мало что уяснила, забеспокоилась ипоторопилась уехать. Все произошедшее выглядело как-то подозрительно. И тутвнутренний голос шепнул мне: «Позвони Андрюхину».

Телефона офиса Андрюхина у меня не было, раз мы даженезнакомы, но в справочной я его получила без проблем, набрала номер, женскийголос мне ответил. Я поинтересовалась, могу ли я поговорить с господиномАндрюхиным. Женщина вложила в свой голос всю земную скорбь, когда ответила:

— К сожалению, нет. А кто его спрашивает?

— Сестра, — брякнула я, хотя знать не знала, естьли у Андрюхина столь близкая родственница.

— Ольга Дмитриевна? — обрадовалась женщина и тутже вновь начала скорбеть:

— Денис Дмитриевич в больнице.

— А что случилось? — пролепетала я испуганно,притворяться не пришлось, я действительно была здорово напугана.

— Он вам сам расскажет. Ничего страшного. Это он такговорит, — добавила она.

— А в какой он больнице?

— В «Красном Кресте». — Женщина назвала отделениеи палату, а я помчалась туда.

В «Красном Кресте» у меня работала приятельница. Я очень надеяласьзастать ее на боевом посту.

Так, к счастью, и оказалось. Через двадцать минут Лариска,посетив соответствующее отделение, сообщила, что господин Андрюхин доставлен вбольницу с черепно-мозговой травмой, жизни его ничто не угрожает, но от этоголегче мне не стало. Простившись с Ларисой, я выпорхнула из больницы и тут женабрала Леркин номер.

— Это ты! — взвизгнула я, вышло как-то не оченьтолково, так что неудивительно, что Лерка поняла этот визг по-своему и резонноответила:

— Конечно, ведь ты мне звонишь. Или нет?

— Тебе. Слушай, ненормальная, Андрюхин в больнице, аФедосеев с перевязанной рукой и подписал со мной договор…

— Подписал? — обрадовалась Лерка. — Значит, утебя никаких проблем? Надо это дело отметить.

— Ничего я отмечать не буду. Скажи, это твоих рук дело?

— Что? — растерялась она, и я тут же подумала:может, напрасно я ее обвиняю, может, она ни при чем, но все равно спросила:

— Кто-то проломил голову одному и покалечил рукудругому. Это ты?

— С ума сошла? Как бы я это проделала? Ты бы хотьподумала: ну как я мужику руку сломаю? Во-первых, ломать замучаешься, разнавыков нет, во-вторых, он столбом стоять не будет, пожалуй, и мне что-нибудьсломает.

— Точно не ты? — теплея душой, спросила я.

— Конечно. Это Сашок:

— Ты чокнутая! — заорала я. — Не смейвмешиваться в мою жизнь. А если меня в тюрьму посадят? — озарило меня.

— Не смеши, — вздохнула Лерка. — И чего тывообще орешь? Сашок восстанавливал справедливость. Эти гады тебе пакостили,потому что ты слабее и вступиться за тебя некому. Это честно? Нет.

Теперь им накостыляли и они в курсе, что поступатьпо-свински не стоит, можно нарваться. Мужики они здоровые, один дня через трииз больницы выйдет, а второй и так по городу бегает не хуже собаки. Не вижуникаких проблем.

— Не суйся в мою жизнь, — повторила я иотключилась, после чего начала размышлять: может, стоит аннулировать договор? Яхотела быть честным человеком и законопослушным. Чем больше об этом думала, тембольше хотела. И позвонила Федосееву.

Он мой порыв воспринял совершенно неожиданно.

— Что вы вытворяете? — спросил он с обидой. —Я же на все согласился. Если арендная плата не устраивает, давайте спокойнообсудим.

Стало ясно: он мой порыв не оценил и даже разглядел в немкакой-то подвох.

Проклиная Лерку, я вернулась в офис и поделилась наболевшимс Софьей Сергеевной. Почтенная дама вдруг заявила:

— Анечка, прекратите дурака валять. Слава богу, что всетак благополучно разрешилось, зачем же все портить?

Немного посидев истуканом, я пошла заваривать чай, пообещавсебе больше не ломать голову, а воспринять произошедшее как данность. Японимала, что хитрю и изворачиваюсь, но в свои душевные глубины я заглядыватьсебе запретила и часам к шести смирилась с мыслью, что смогла устроить своидела за чужой счет и не совсем законно.

Около семи я покинула офис и в трех шагах от двериобнаружила Лерку, она сидела прямо на асфальте, прислонясь спиной к стене иподтянув ноги к животу. Само собой, на нее обращали внимание, но Лерку этоничуть не волновало. Заметив меня, она улыбнулась и отбросила недокуреннуюсигарету.

— Рабочий день закончен? — спросила она весело.

— Ну… — невнятно промычала я.

— Может, сходим куда?

— Я…