пересекает определенную отметку и жидкость превращается в пар)[69]. В частности, это исследование фокусируется на том, чтобы найти тот невидимый механизм, который продолжал непрерывно действовать все время, те колеса перемен, которые безжалостно крутились на протяжении всей эпохи мальтузианского равновесия, но в итоге смогли – на манер повышающейся температуры в чайнике – преодолеть его и привести к началу современного роста.

Так что же это за таинственные колеса перемен, которые неизбывно крутились в течение всей мальтузианской эпохи и наконец вызвали радикальные изменения в уровне жизни в последние два столетия?

Колеса перемен

Численность населения

Одним из таких колес была численность населения. В начале неолитической революции, за 10 тысяч лет до н. э., на Земле проживало около 2,4 млн человек. К 1 году н. э., когда Римская империя и цивилизация майя достигли своего расцвета, величина человеческой популяции возросла в семьдесят восемь раз и достигла 188 млн человек. Тысячу лет спустя, когда викинги грабили берега Северной Европы, а китайцы впервые использовали порох в бою, численность человечества составляла 295 млн. К 1500 году, когда Колумб был на середине своего пути в Америку, на планете проживало уже полмиллиарда человек, а в начале XIX века, на заре промышленной революции, людей стало больше миллиарда (рис. 6).

Рис. 6. Рост численности мирового населения в мальтузианскую эпоху[70]

Численность населения находится во взаимосвязи с техническим прогрессом: технический прогресс в мальтузианскую эпоху позволил популяциям вырасти в 400 раз за 12 тысяч лет и стать плотнее, а численность населения оказывала положительное влияние на ускорение инноваций. Как было замечено выше, в крупных популяциях с большей вероятностью возникал больший спрос на новые товары, инструменты и практики, а также на исключительных индивидов, способных их изобретать. Более того, крупным обществам шли на пользу дополнительная специализация и опыт, а обмен идеями через торговлю еще сильнее ускорял распространение и проникновение новых технологий[71]. Как мы видели, эта укрепляющая сама себя положительная обратная связь возникла почти одновременно с появлением человека и больше никогда не исчезала.

Положительное влияние численности населения на технологический уровень развития очевидно во всех культурах и регионах в истории. Регионы, где промышленная революция началась раньше, как, например, территории Плодородного полумесяца, стали местом возникновения крупнейших доисторических поселений и долго пользовались преимуществами технологической форы. Точно так же регионы с более пригодными для сельского хозяйства землями и, следовательно, более высокой плотностью населения обладали более продвинутыми технологиями. Удивительным образом это наблюдалось даже среди относительно небольших полинезийских обществ в Тихом океане, где во времена первых контактов с европейцами более крупные племена на Гавайях и Тонга использовали более широкий спектр сложных рыболовных приспособлений, чем малые племена с островов Малекула, Тикопиа и Санта-Крус[72].

Критическую важность размера популяции для способности общества создавать технологические инновации можно увидеть на примере печатной революции, произведенной немецким новатором Иоганном Гутенбергом. Он родился в многолюдном Майнце, часть взрослой жизни прожил в Страсбурге и сумел воспользоваться преимуществами, которые открывались ему в силу того, что через эти города проходили многочисленные торговые пути. Они дали ему доступ к накопленным за несколько поколений знаниям и возможность получить информацию о более ранних изобретениях в сфере печати, сделанных в таких далеких местах, как Персия, Греция, Византия, Китай и Мамлюкский султанат. Более того, масштаб и уровень благосостояния этих городов позволили Гутенбергу начать зарабатывать, будучи учеником ювелира, и найти финансирование для создания собственного печатного станка с подвижными литерами. Если бы Гутенберг родился в далекой деревне, его путь к изобретению был бы полон препятствий. Не имея активных контактов с другими цивилизациями, он, скорее всего, не узнал бы о ранних изобретениях в этой области. Кроме того, ему определенно было бы сложно найти финансирование для своего изобретения, поскольку потенциальный рынок для печатных станков в его деревне казался бы слишком маленьким, чтобы инвестировать в них с выгодой. Наконец, Гутенбергу, вероятно, пришлось бы большую часть времени заниматься земледелием, поскольку сельская популяция в то время с трудом могла бы поддерживать целый класс художников, ремесленников и инноваторов.

Крупные популяции не только способствовали техническому прогрессу, но и предотвращали технический упадок, с которым часто сталкивались небольшие общества, как это случилось с полярными инуитами на северо-западе Гренландии в 1820-х годах. Их поразила эпидемия, в которой главным образом умирали взрослые носители таких бесценных технологических знаний, как тонкости постройки каяков. По окончании эпидемии в группе начался сильнейший технический регресс, поскольку молодые выжившие не обладали необходимыми навыками и не могли восстановить знания умерших взрослых. В результате способность группы к охоте и рыбной ловле существенно снизилась, численность населения сократилась и точно продолжила бы убывать, если бы не произошла встреча с другой инуитской общиной, которая спустя несколько десятилетий передала первой группе утраченные ею знания и навыки[73]. Были и другие примеры резкого технического регресса в изолированных небольших обществах, например в племенах тасманских аборигенов после исчезновения сухопутного моста в Австралию. В крупных популяциях, которые поддерживают торговые связи с другими группами, распространяют знания в обществе и регулярно внедряют новые изобретения, технологический регресс, напротив, наблюдается гораздо реже.

Как станет очевидно, этот благотворный цикл работал на протяжении большей части человеческого существования: технологический прогресс поддерживал более крупные популяции, а крупные популяции стимулировали технологический прогресс. Когда взаимодействие численности населения и технологий на историческом пути человечества усилилось, темпы технологического прогресса преодолели критический порог, в результате чего произошел фазовый переход, позволивший человечеству выйти из эпохи стагнации[74].

Состав населения

В тандеме с численностью населения работало второе колесо перемен – его состав. Мальтузианское давление, которое выступало главным фактором при определении численности населения, также определяло состав общества[75]. Одним из первых ученых, осознавших это, был не кто иной, как Чарлз Дарвин, который рассказал об этом в автобиографии:

В октябре 1838 года, то есть спустя пятнадцать месяцев после того, как я приступил к своему систематическому исследованию, я случайно, ради развлечения прочитал книгу Мальтуса “О народонаселении” и так как благодаря продолжительным наблюдениям над образом жизни животных и растений я был хорошо подготовлен к тому, чтобы оценить [значение] повсеместно происходящей борьбы за существование, меня сразу поразила мысль, что при таких условиях благоприятные изменения должны иметь тенденцию сохраняться, а неблагоприятные – уничтожаться[76].

Что Дарвин имел в виду под “благоприятными изменениями”? И как их сохранение в мальтузианской среде влияет на состав населения?

Если описывать максимально просто, любая характеристика, передающаяся из поколения в поколение и делающая организм более приспособленным к окружающей среде за счет генерации для него больших ресурсов, а значит, обеспечения более обильного и качественного питания и защиты и в конечном