давние честные принципы живо напоминали мне «Приход и расход» Густава Фрейтага656.

Дом «Ценкер и К°» начал свою деятельность в правление великой Екатерины II, пережил войну с французами, Наполеона, императора Павла, декабристов, Николая I, Александра I, Александра II и Александра III, чтобы при Николае II в конце концов исчезнуть.

Если Вам интересно, могу добавить, что первый Андреас Ценкер в течение пяти лет был членом учетной комиссии Государственного банка, как и мой батюшка много лет спустя. Батюшка был гессен-дармштадтским консулом, имел различные австрийские, гессенские и российские ордена.

Я дослужился лишь до ордена Св. Владимира и до чина статского советника, но, кстати говоря, имел австрийский орден Короны и, как бельгийский консул (28 лет)657, офицерский крест бельгийского ордена Леопольда.

Как говорят французы, – cela ne prouve rien, mais cela flate toujours658.

Итак, дорогой господин Шпис, вот Вам мои записки, и от всего сердца благодарю Вас, что своей просьбой Вы дали мне возможность вновь вспомнить о добром старом времени и вместе с Гёте воскликнуть: «Вы снова здесь, изменчивые тени»659.

Да, как живые стоят передо мною столь многие из них, милые давние лица давно минувших дней. Мир праху их!

Еще раз большое спасибо и крепкое рукопожатие Вашего старого (если позволите) друга.

Андреас Ценкер

Париж, XVI округ,

ул. Ремюса, 27

16 апреля 1926 г.

Дорогой господин Шпис,

Рад заключить по Вашему письму от 4 апреля, что сделанные мною для Вас заметки снискали Ваше одобрение, и, разумеется, готов и впредь по возможности помогать Вам в этом направлении.

Что касается Вогау, то Мориц Марк, верно, снабдил Вас всеми желаемыми подробностями. Ведь учредителями были Марк и Карл Вогау, уроженец Франкфурта. Карла я не знал, но старого Макса Вогау660 помню очень хорошо, так как однажды, в бытность мою мальчиком 12 лет, побывал с батюшкой в Московском учетном банке и был представлен старому господину, который тогда председательствовал в наблюдательном совете банка. Что касается Конрада Банзы и Франца Грабе, то я опять-таки ребенком нередко видел их у моих родителей, особенно в Покровском, в Глебове, где мы жили в крестьянском доме, а эти двое холостяков в ту пору снимали летом неподалеку крестьянскую избу. После женитьбы на барышне Вогау Конрад Банза как jeune marié661 переехал в наш дом на Рождественском бульваре и поселился во флигеле слева от ворот. Здесь его жена662 умерла после первых родов, когда на свет появилась их дочь Эмилия663, – я очень хорошо помню похороны. Потом Банза покинул эту квартиру.

Старый Макс Вогау был в фирме консерватором, тогда как Карл Вогау демонстрировал склонность к риску. Как говорят, именно во время войны американских северных и южных штатов Карл Вогау благодаря крупной партии американского хлопка заложил основу большого состояния, а вот его брат Макс месяцами от волнения глаз не смыкал. Это я знаю лишь по слухам, а потому прошу использовать деликатно.

Старики Вогау в то время еще жили в старом доме с большим палисадником по Большому Кисельному переулку, выходившему на Лубянку; там же поначалу располагалась и контора. Дом принадлежал тогда некой г-же Шульц, которая приобрела его у дворянина по фамилии Голохвастов. С заднего фасада дом граничил с нашим участком на Рождественском бульваре. Эти подробности я заимствовал из нашей московской купчей.

Дальнейшие события в фирме, вхождение в нее зятьев – Банзы и Морица Марка – в качестве компаньонов и проч. Вам, вероятно, известны. Последним, весьма одаренным руководителем компании был, бесспорно, молодой Гуго Марк, к сожалению безвременно ушедший из жизни.

Что касается фирмы «Глогау», я о ней знаю мало – только то, что пишете о ней Вы сами. Происхождение они вели из Франкфурта, и Вильгельм Кинен664, тоже франкфуртец, был в «Глогау» компаньоном. Особой роли этот дом, по всей видимости, не играл.

Старый Кинен – я, кстати, очень хорошо его знал, поскольку мы с ним поддерживали в Париже деловые контакты, – молодым человеком, вероятно в начале 1840‐х годов, то есть примерно в одно время с моим батюшкой, моим тестем Луи Боршаром665, Ахенбахом, Кнопом и др., приехал в Москву и вошел в группу la jeunesse dorée666 московской иностранной колонии. Он так энергично ухаживал за некой мадам Кригер, урожденной Леве (сестрой старого виноторговца Леве), что она оставила мужа и детей и вышла за Кинена. В ту пору этот роман вызвал ужасный скандал, иные двери перед молодой парой закрылись, и тогда Кинен решил покинуть Москву и уехал в Париж, где совместно с Арманом Дюфуа667 учредил фирму «Дюфуа и Кинен». Их союз длился недолго, разошлись они, видимо, главным образом по причине тяжелого характера Кинена. Арман Дюфуа руководил в Париже фирмой «А. Дюфуа и К°», а Кинен – фирмой «Вильям Кинен и К°». В молодости я знал обе фирмы и их хозяев. Кинен был наперсником моего тестя Луи Боршара, который как партнер с ограниченной ответственностью участвовал у Кинена 1,5 или 2 млн франков. Кинен имел от своей жены двух дочерей и сына Жоржа. Когда осенью 1869 года я с братом Францем приехал в Бремен в гимназию, батюшка устроил нас в пансион пастора Петри на Бремер-дам. Там мы встретили трех молодых пансионеров, а именно Георга Кинена, Акселя Гисье из Петербурга и Николая Николаевича Коншина668 из Москвы. Эти молодые люди благодаря знакомству их отцов с Луи Кнопом и его делами в Бремене были устроены в различные конторы.

Георг Кинен был волонтером у вдовы Иоганна Ланге Зольма. Возглавляли фирму Жорж Альбрехт669, зять Луи Кнопа, и консул Альберс. Когда позднее, в конце 1870‐х годов, я приехал в Париж, я часто бывал в доме Кинена.

Одна из дочерей Кинена, Софи, была душевнобольная и большей частью жила в лечебнице д-ра Бинсвангера в Констанце на Боденском озере670.

Вторая дочь, красавица, вышла за барона Гуго фон Бетмана671 из Франкфурта. Гуго был вторым сыном в старой франкфуртской фирме «Бетман-сын». После смерти Кинена торговый дом получил название «Вдова Кинен и К°», и дела вел Бетман, поскольку Жорж был совершенно не способен управлять домом. Незадолго до войны, после смерти вдовы старика Кинена, Бетман, став французом, переименовал фирму в «Гуго де Бетман». В войну он как немец оказался в очень тяжелом положении. Две его дочери были замужем: одна за