вас на этом званом пире в честь последнего дня Навруза. Минувший год был весьма плодотворным для Ахоруна. Мы наладили поставку продовольствия для помощи Зебистану, забыв о былых обидах. Торговля с другими государствами также принесла немалые плоды. Я рад приветствовать гостей из этих самых государств и искренне надеюсь, что в этом году наши отношения, наша дружба станет ещё крепче. Прошу вас, — султан протянул руки вперёд, указывая на дастарханы, — эти угощения для вас.

Султан развернулся и сел на свой белый мраморный трон, чьи прожилки были вырезаны и залиты золотом. Трон стоял на широкой двухступенчатой платформе, каштанового цвета с красными резными краями. Спинка и сиденье трона были обиты мягким хлопком и обшиты серебристо-синим бархатом. Внутренняя сторона подлокотников была обтянута кожей с мягкой подкладкой. Верх спинки трона имитировал фигуру тройного куполка, а края трона поднимались на пядь в виде башен.

Султан Бузург ибн Махмуд в свои сорок два (точнее почти сорок два года) представлял широкоплечего мужчину с хорошим телосложением. Тем не менее белый трон был шире своего хозяина. Султану было неудобно расположить оба своих локтей на подлокотниках одновременно, и он сел наискось, облокотившись на левый подлокотник.

По указанию султана в тронный зал вошли шестеро музыкантов. У двоих были флейты, правда разные. У остальных были струнные инструменты. Музыканты встали вдоль стены юго-восточного аванзала и стали играть в медленную, ненавязчивую музыку, чтобы не испортить гостям аппетит.

Слуги начали выносить суп на серебряных подносах из двух западных аванзалов. На первое гостям подали традиционное хом-шурбо с нутом и большими кусками мяса, цельной морковью, но без картофеля.

Азим ковырял ложкой в своей фарфоровой миске с супом и думал, а где же Зилола?

Почему её здесь нет? Ведь все эти сваты пришли на её смотрины. Когда же она выйдет?

— Съешь свой суп, Азим. Ты не будешь волноваться на сытый желудок, — сказал ему отец.

— А когда начнётся само сватовство? — тихо спросил Азим.

— Когда Сорбон передаст список старшему писарю и тот принесёт его султану, — ответил Аъзам. — Не зря же он спрашивал, сваты мы или гости.

Аъзам оказался прав. Он запомнил этот порядок ещё с прошлого приёма. Сегодня же, когда гости покончили с первым блюдом, слуги вынесли пустые миски, а старший придворный писарь вышел из северо-восточного аванзала со свёртком в руках. Не торопясь, он подошёл к правителю и, поклонившись, передал ему список.

— Сколько? — негромко осведомился султан и, взвесив в руке свёрток бумаги, вернул его писарю.

— Четырнадцать, мой светлейший господин, — учтиво ответил писарь, которому было под шестьдесят лет.

— Можешь звать, — султан с одобрением кивнул писарю.

Тот ещё раз поклонился и отошёл в сторону от трона. Посмотрев на открытую дверь аванзала, из которой вошёл, он коротким движением поманил к себе кого-то. Из аванзала тут же вошёл Сорбон и быстро подошёл к старшему писарю. Он вручил глашатаю список и отошёл на несколько шагов. Сорбон же сделал десять шагов к гостям и обратился к ним торжественным голосом.

— Многоуважаемые гости! Прошу минутку вашего внимания. В тронный зал приглашается дочь правителя Ахоруна, несравненная султанзаде Зилола бинти Бузург!

Гости встали со своих мест и замерли в ожидании. Дверь, в которую ранее вошёл султан, снова открылась и в неё вошла она и действительно была несравненной.

У Азима начали покалывать пальцы рук и что-то задребезжало в груди. Он не мог оторвать взгляд от султанзаде, чувствуя, как у него во рту наполняется слюна. Он сглотнул, восхищённый её красотой.

Зилола была в длинном серебристом платье с узорами в виде нераскрывшихся бутонов тюльпана, не выделяющихся по тону платья, при этом у них был пурпурный отблеск. Между бутонами платье было украшено розовыми сапфирами. У неё на шее, над овальным вырезом платья, висела серебряная цепочка с подвесками, инкрустированными красными и синими камнями. К груди свисала ещё и гардана из серебряного, янтарного и сапфирового бисера. Серебристо-розовый платок на её голове был завязан в виде чалмы с открытым концом на затылке, из которого сыпались её каштановые волосы. На лбу было серебряное болоабру с такими же красными и синими драгоценными камнями. Поверх платья была короткая серебристая безрукавка с лёгким пурпурным оттенком и пурпурными бутонами тюльпана по краям.

Её стройную фигуру, скрытую под свободным платьем, выдавали её грациозные движения. Её скромный взгляд был опущен к долу. Она короткими шагами прошла по залу и встала не справа от трона отца, как это положено наследнику, а слева, ибо она была султанзаде, а не на-султаном.

Единственная дочь султана не может считаться наследницей, пока султану не исполнится шестьдесят лет, и у него не родятся наследники до этого возраста. Этот закон был принять больше двух тысяч лет назад султаном Хотамом39 ибн Зухуром, когда в возрасте пятидесяти восьми лет его жена родила ему сына. Его единственная дочь тогда была выдана замуж за визиря торговли.

Зилола встала в двух шагах слева от трона отца и демонстративно отвела взгляд. Хоть у неё и был сдержанный вид, было заметно, что у неё нет ни малейшего желания находиться здесь.

А что она может сделать? Противиться? Возражать?

Законы Ахоруна беспощадны к бунтарству, особенно, если оно проявляется в благородных домах, ибо они должны быть примером уважения к закону для горожан.

Ровно год назад отец заявил своей дочери, что намерен выдать её замуж, и что на её именины придут сваты. Для Зилолы эта новость была больше, чем пощёчина, которую отец никогда ей не давал. Однако она не стала устраивать отцу скандал или закатывать истерику. Она даже и не задумывалась о замужестве в столь юном возрасте, но от решения отца убежать не могла. Зилола подчинилась воле отца, при этом попросив его лишь об одном. Она попросила отца выдать её за того, кто хоть и капельку, но полюбит и будет уважать её, а не женится на ней ради трона и власти. После первых сватов она горько и долго плакала в своих покоях. Будь её мать жива, она бы не допустила такого. Будь проклята эта Зелёная хворь!

Таким образом, за минувший год её отец четыре раза собирал сватов. И если в первый раз, когда отец отказал всем, Зилола подумала, что отец прислушался к её желанию. Затем, из раза в раз, ей всё больше казалось, что отец устроил из её смотрин своего рода торги, где единственным товаром была она, а покупателей становилось всё больше и больше. Если год назад о желании отца выдать её замуж узнали