новых сведений о вещах рассматривается как углубление, как проникновение вовнутрь вещей; так, мы говорим, что углубляемся в прошлое или в душу человека, или вообще, что углубляем наше знание, переходя от следствий к основаниям; на этой же аналогии, очевидно, основан термин открытие» (там же: 117).

Не отвлекаясь, заметим только, что философствование Франка исходит из слова, из внутренней формы слова, которая и является, по сути, исходным его образом, первосмыслом, явленного концепта.

«Заслуживает внимания, что наш язык символически пользуется для обозначения этого отношения словами, заимствованными из пространственного созерцания, – такими словами, как глубина, нутро, даль и т.п. Мы говорим, например, о недостижимых для нас глубинах или нутре души или о том, что люди душевно далеки друг от друга. Но и всякое иное бытие может обладать для нас недостижимой глубиной, непроницаемо скрытым от нас внутренним составом, недосягаемой далью. Всякое познание чего-то ранее неизвестного ощущается как раскрытие (открытие) того, что ранее было заперто или скрыто от нас, как проникновение в глубину, в нутро вещей, тогда как то, что нас не удовлетворяет в знании, мы называем поверхностью, или близорукостью, или ограниченностью. В особенности усилие постигнуть самые общие и основоположные связи бытия – то, что называется метафизикой, – производит на нас впечатление проникновения в глубину или раскрытия таинственного нутра реальности. Во всех этих случаях дело идет о сознании такого слова реальности, которое непосредственно остается скрытым или недостижимым для нашего познающего взора. Дело идет, следовательно, о реальности, о которой мы с очевидностью знаем, что она есть, но не знаем, что именно она есть. И мы сознаем, что во всём – даже в предметах, особенно хорошо нами познанных и наиболее нам знакомых, – есть такой недостижимый для нас или скрытый от нас слой бытия. Конечно – как уже упомянуто, – вообще говоря, отнюдь не исключено, что мы когда-нибудь достигнем этой глубины, что скрытое откроется нам, – словом, что наш познавательный взор проникнет когда-нибудь в то, что доселе ему остается недоступно» (Франк 1990: 218).

Мотив непознаваемости «вещи в себе» звучит приглушенно в этом откровении, но только мотив; «дело идет», говоря словами Франка, просто о трудности подобного проникновения в концептуальную зону бытия, поскольку концепт является только через свои содержательные формы, а содержательные формы текучи, видоизменяются и только все вместе одномоментно способны дать представление о сущности концепта. Рационализм формальной логики никогда не дает возможности для подобного совмещения всех содержательных форм в фокусе явления.

«Таким образом, не „знание“, а то целое, которое объемлет в себе „незнание“ и „знание“, как и движение от первого к последнему, есть универсальный космос, вне которого действительно уже немыслимо ничто иное» (Франк 1915: 74).

10. Познание как знание

Познание по своему характеру объемно, оно включает в себя и понятийное, и живое знание. Однако просто

«знание есть суждение, а всякое суждение свой последний смысл имеет в формуле „x есть A“, в которой содержание есть функция неизвестного предмета x, а x – основа и санкция содержания. Но как возможно это x? Как возможно иметь неизвестное, знать неведомое, и как возможно понимать содержание, как содержание именно неизвестного предмета?»,

ведь

«отвлеченное знание, опираясь на интуицию всеединства, никогда не может исчерпать ее полноты; а так как полнота содержания есть условие адекватности явления, ибо подлинный смысл частного определения заключен в его связи с полнотой всеединства, то отвлеченное знание необходимо неадекватно, воспроизводит предмет лишь в схеме, которая в количественном, а потому и качественном отношении отстает от оригинала <…> Отвлеченное знание есть знание системы частей, но не знание целого <…> но части не имеют самостоятельного бытия в себе самих (т.е. в идее. – В.К.), а всё их бытие укоренено в бытии абсолютного целого, они в качестве самостоятельных реальностей не существуют; и знание, дающее нам вместо истинно сущего лишь производно сущее, имея объективное значение, тем не менее не адекватно своему предмету» (Франк 1915: 46, 316, 319).

По всем этим причинам

«жизнь знания есть не законченное, неподвижное пребывание, а процесс развития, вечное движение расширения и углубления, вечная работа самоопределения и самоисправления. Жизнь знания имеет по существу своему характер вопроса, проблемы и ее разрешения, причем всякое разрешение проблемы тем самым ставит новую проблему. Предметом мы в каждый момент называем ту цель, которую знание ставит само себе, то x, которое должно быть определено в данном уравнении. Поэтому знание есть не повторение, воспроизведение уже данного – к чему нужно было бы такое повторение уже известного, такое бессмысленное пережевывание жвачки? – а определение неизвестного, причем, однако, „неизвестное“ значит не лежащее за пределами знания, а лишь направление, в котором движется само знание и которое оно, на основании своих собственных данных, предписывает себе самому. В силу этого то, что на данной ступени есть x, предмет, на следующей оказывается уже только средством для определения дальнейшего x, и т.д. до бесконечности. Этот взгляд на понятие предмета был с полной ясностью намечен уже Гегелем, а в настоящее время развито в стройную систему в „логическом идеализме“ так назыв. „марбургской школы“» (там же: 71).

«Направление» в движении к «определению неизвестного» можно рассматривать как логическое развитие содержательных признаков понятия, описанное Франком. Логическое развитие, направленное сознанием.

«Сознание по существу есть „интенциональность“, переживание, состоящее не в какой-либо простой наличности известных отграниченных состояний, а в направленности на иное, запредельное» (там же: 150).

При этом

«созерцание есть первичное знание, хотя, как указано, оно как таковое остается немым, молчащим, несказанным знанием» (Франк 1990: 231).

Таково соответствие чувственного и рационального, связанных друг с другом способов познания: созерцание – внимание, сознание – знание. Всё пока движется в области субъекта, внимание которого направлено не на «вещь», а на запредельность вещи, т.е. в том числе и вглубь себя, в собственной интуиции.

Это уже не предмет (цель как заданное), а объект как данное.

«Все, что мы мыслим как противостоящий нам объект, мы имеем тем самым в форме отвлеченного вневременного содержания, и не обладаем в нем тем, что придает ему характер живой, сущей реальности» (Франк 1915: 418).

Заданное и данное суть вопрос и ответ в постоянном диалоге взаимопроникающих форм познания.

«Мы различаем между вопросом и ответом; лишь в ответе, но не в вопросе мы имеем знание, тогда как „вопрос“ есть гносеологическое