Та, с гордым видом поднимается на ноги и смотрит на меня сверху вниз, как на котенка, которого сбила машина.

— Однажды ему надоест жалеть тебя, Багрянова. И случится это намного быстрее, чем ты думаешь. Максу нет смысла тратить время на такую, как ты… после всего.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — отмахиваюсь, а внутри все еще сильнее дрожать начинает.

— О, ты знаешь, — ладонь Светлаковой падает мне на голову и плавным движением поглаживает по остриженным волосам. — А я знаю твой секрет.

— Закончили? — вмешивается Макс, хватает меня за руки и рывком поднимает с песка. Затем помогает подняться Зое и смотрит на Веронику: — Можешь идти. Тебя ждут. — Кивает на друзей Светлаковой неподалеку, затем забрасывает руку Зои себе на плечи и ведет к дороге.

— Куда мы? — Зоя оборачивается и смотрит на меня, застывшую на месте.

— Домой, — злобно отвечает Яроцкий. — Я вызвал такси.

В такси молчали все: Макс, я и даже Зоя, до которой, судя по новому выражению ее лица, только сейчас в полной мере дошло, что на самом деле произошло и чем все могло закончиться. Да, она хорошо плавает, я готова в это поверить, но не поздней осенью, не в такой холод и уж точно не ночью. Ужас, который я испытала невозможно передать словами. То, как сильно я ненавижу себя теперь, тем более так просто не выразить.

"Надо было просто уйти. Надо было рассказать обо всем кому-то. Надо было вообще не связываться с Максом. Надо было вообще не возвращаться в школу" — вот какие мысли роились в голове всю дорогу до дома Зои.

— Сразу под горячий душ, — шепчу я Зое, крепко держа ее ледяную руку в своих.

— Знаю.

— И чая горячего. С медом. У тебя есть мед?

— Лиза, — пристально глядит мне в глаза и впервые с момента нашего знакомства так жестко и требовательно произносит: — Прекрати это. Я не умираю.

И я вновь замолкаю.

Храп бабы Жени доносится до нас сразу, стоит приоткрыть дверь квартиры — добрый знак. Не знаю, как бы мы объяснили бабушке Зои наше ночное приключение. Не уверена, что после того, что сделала ее единственная внучка, я даже в глаза ей теперь посмотреть смогу.

— Уложи ее спать и переоденься, — велит мне Макс, подкуривая сигарету, стоя на площадке между этажами и глядя в окно. Его одежда по-прежнему мокрая; уверена — ему холодно. Хочу, чтобы он поскорее домой ехал, ведь даже такси не отпустил, но не могу и заикнуться об этом; вновь говорить с ним сложно, чувство вины изнутри раздирает.

— Хорошо, — отвечаю спустя паузу и жду, что он хотя бы повернется. Хочу увидеть его глаза, понять, что в них творится, но Макс не смотрит на меня.

— Я жду, — добавляет сухо и холодно, и у меня внутри от этого его тона все колючками покрывается.

Первым делом Зоя отправляется в душ, а я все это время пока она отогревается, караулю в коридоре и придумываю удачные отговорки на случай, если баба Женя проснется, но видимо Зоя не врала насчет крепкого сна своей бабушки — храп ни на секунду не затихает, звучит громко и размеренно.

Переодеваюсь в прихваченный из дома спортивный костюм и, почти не гремя посудой, завариваю Зое чай. В любом случае, чай ночью — не так уж и странно, даже если баба Женя проснется. К тому же сейчас только полночь.

А кажется… будто целая вечность прошла с момента, когда мы с Зоей переступили порог ее квартиры.

Отношу чай в комнату к Зое и выслушиваю о том, что мне тоже нужно принять горячий душ, потому что и я намокнуть в море успела. Приходится заверять ее, что мне совершенно не холодно (что — ложь), закутать Зою в два одеяла и еще раз десять извиниться, что окончательно выводит мою подругу из себя, и она едва ли ни пинками выгоняет меня из спальной.

— Лиз? — окликает напоследок. — Ты это… помягче с ним.

Неуверенно киваю и открываю замок на входной двери.

— Я скоро вернусь. Иди в постель.

— Можешь не возвращаться, — весело фыркает Зоя, впихивает в руки сырую куртку Макса и выталкивает меня за дверь.

Так и стою на площадке между квартирами. Сжимаю в руках куртку Яроцкого и наверняка выгляжу, как последняя идиотка, сверля его спину взглядом.

"Только не плакать. Больше не плакать. Парни не любят девчонок, которые постоянно ревут, так ведь? — убеждаю себя мысленно. — Они таких жалеют. Жалеют. Жалеют"

И следующая мысль:

"Светлакова была права".

Почему он не смотрит на меня? Почему не говорит? У меня нет сил, чтобы начать разговор… Боюсь, что вновь сорвусь. Боюсь разреветься, боюсь наговорить глупостей из-за угрызений совести. Боюсь, что не смогу объяснить мотивацию своего поступка. Макс не поймет, если скажу, что все это было ради его же безопасности. Он осудит.

— Долго стоять там будешь? — голосом острым, как лезвие. Выкидывает бычок в открытое настежь окно, запускает руки в карманы мокрых джинсов и медленно поворачивается ко мне.

"Зачем он открыл окно? — думаю. — И так ведь холодно".

Наконец смотрит. Но почему теперь мне отвернуться хочется? Взгляд полный укора, боли, обиды… Не могу его выносить.

Опускаю глаза.

— Такси ждет, — говорит спустя паузу напряженной тишины.

— Такси? — нерешительно встречаюсь с ним взглядом.

А, ну да… такси. Ему надо домой. В тепло, а я опять веду себя, как дура.

Спускаюсь на несколько ступеней и нервно кусаю губы, решая с чего бы начать.

— Не надо, — перебивает, стоит только рот открыть. Даже смотрит так, будто заткнуться просит. Поднимается по ступеням и хватает меня за руку.

— Потом, — тянет вниз за собой, а я пытаюсь остановиться.

— Мне к Зое надо.

— Зоя уже спит.

— Я не могу оставить ее одну.

— С ней все будет в порядке. Она дома.

— Я не могу.

— Зоя спит, — круто разворачивается ко мне, голос эхом проносится по холодному подъезду. Резко выдыхает, отведя взгляд, хмурится, и челюсти сжимает. И вот я уже решаю — сдался, решил перенести разговор, но нет, вдруг обхватывает меня еще крепче и продолжает вести вниз по ступеням.

— Макс…

— Замолчи.

Боже… я не могу. Ком в горле кислород перекрывает, губы дрожат, а слезы вновь жгут глаза.

— Макс…

Не отвечает.

— Я в тапочках.

— Не страшно. В этот раз в море лезть не придется. — Как кулаком под дых.

— Макс…

— Просто замолчи, Лиза, — вновь срывается. Толкает подъездную дверь, и в лицо ударяет холодный ветер с мелким дождем.

Такси все еще стоит у подъезда, так что очень скоро я оказываюсь внутри, на пассажирском сидении, а Макс рядом. И вновь эта тишина… настолько гнетущая, что видимо даже водитель почувствовал — решил включить радио погромче.