он сидел рядом с Генри Карром, а за ним были его жена Джулия, Бланш Хендэлл и виноторговцы Уильям и Джордж. Все они поприветствовали его грустной улыбкой, а мистер Уильям Кристендем – строгим кивком. Коронер Эллинстоун сидел в окружении присяжных; он сообщил, что осмотрел тело, присяжные при желании могут сделать то же самое. Желания никто не выразил. Тогда мистер Эллинстоун объяснил, что сегодня он намеревается получить лишь формальные свидетельства для установления личности, поскольку полный отчет патологоанатома – из министерства внутренних дел – поступит несколько позже. В этот момент у большей части людей, находившихся в суде, естественно возник вопрос: зачем же их в таком случае вызвали сегодня на дознание; один из них, пожилой мужчина с седыми усами, в качественном лондонском костюме, решил высказаться по этому поводу.

– Меня зовут сэр Хорас Спевидж, – сказал он, поднявшись на ноги. – Я был лечащим врачом покойного и хотел бы дать свои свидетельства сегодня. Со дня на день я ожидаю вызова в Шотландию по делам… э-э… королевской особы. Перенос дознания для меня чрезвычайно неудобен, и, боюсь, я не сумею присутствовать на нем в другое время. Мои свидетельства имеют существенное значение, однако они довольно формальны, так что я не вижу причин, по которым не могу сделать это прямо сейчас.

Сэр Хорас, очень довольный эффектом, который его речь произвела на присутствующих, и на прессу в частности, сел на место. По листам бумаги зашуршали карандаши. Мистер Эллинстоун посмотрел на сидевшего неподалеку суперинтендента – тот едва заметно пожал плечами, что означало скорее отсутствие возражений, нежели согласие.

– Хорошо, сэр Хорас, – спокойно сказал коронер. – Ваша занятость будет принята во внимание. Я вызову вас, как только мы получим свидетельства, достаточные для идентификации личности. Суд вызывает Джулию Карр.

Генри нежно пожал жене руку, и та направилась к месту свидетеля, дала клятву и присела.

– Итак, вы – миссис Генри Карр, ближайшая родственница покойного мистера Дезмонда Хендэлла? – спросил в вежливом тоне коронер.

– Да, я ближайшая родственница, за исключением его прадеда лорда Бэрреди.

– Именно так. Лорд Бэрреди, – обратился мистер Эллинстоун к присяжным, – джентльмен уважаемого возраста, в связи с чем путешествие сюда из графства Нортумберленд ему не по силам. За его исключением, вы ближайшая родственница, верно, миссис Карр?

– Да. Я его двоюродная тетя. Единственная ныне живая правнучка лорда Бэрреди.

– Вы видите мертвое тело, по поводу которого ведется расследование. Вы можете опознать его?

– Да. Этой мой племянник Дезмонд Хендэлл.

– Благодарю вас, миссис Карр.

За Джулией последовал Уильям Кристендем – семейный адвокат подтвердил ее свидетельство.

– Сэр Хорас, пожалуйста.

Сэр Хорас Спевидж произнес клятву, без лишней скромности рассказал, кто он такой, и начал говорить следующее:

– Я был лечащим врачом мистера Дезмонда Хендэлла со времени выявления первых симптомов болезни, которая и привела его к смерти.

– Это еще не доказано, конечно, – пробормотал коронер.

Сэр Хорас нахмурился.

– Конечно-конечно, формально – нет. Первые симптомы обнаружили в июле 1933 года. Некоторое время мальчик жаловался на боль в бедре; наблюдалась потеря веса и ухудшение самочувствия. Я сразу же предположил, что это саркома бедра, и после рентгеновских снимков посоветовал капитану Хендэллу проконсультироваться у моего коллеги и профессионала высочайшего класса – сэра Джона Филлидора, главного хирурга в больнице Святого Кристофера.

– Рука руку моет, – прошептал Генри Карр.

– Сэр Джон подтвердил мой диагноз и согласился со мной в том, что болезнь перешла стадию, когда рост опухоли можно было остановить лучевой терапией. Единственной надеждой на спасение жизни мальчика была ампутация бедра. Операция, проведенная, разумеется, сэром Джоном…

Сэр Хорас сверился с медицинской картой.

– … в сентябре того же года. Операция была осуществлена успешно. И следующий год прошел очень хорошо. Конечно, из-за пережитого шока у пациента наблюдался некоторый упадок сил, его немного беспокоило сердце, но спустя какое-то время он пошел на поправку, и я очень надеялся на то, что болезнь удалось победить. К сожалению, в октябре прошлого года произошел рецидив в области позвоночника. Как только это подтвердилось, мы поняли, что надежды на выздоровление нет. Естественно, было сделано все необходимое, однако…

Сэр Хорас пожал плечами.

– Я посчитал, что он проживет один год, самое больше – восемнадцать месяцев. Мальчик был очень смел и держался с поразительной стойкостью. Я начал думать, что стоит подкорректировать прогноз и отодвинуть дату, но, как это часто бывает, совершенно неожиданно пришел конец.

Мистер Эллинстоун подождал, не добавит ли великий терапевт что-нибудь к своей речи, а после начал задавать вопросы.

– Сэр Хорас, вы сказали, что было сделано все необходимое. Имеется в виду непосредственно лечение болезни или же прием обезболивающих средств?

– Лечение было, если я правильно понял то, что вы хотели сказать. Мы применяли лучевую терапию. На исцеление я не рассчитывал, но в интересах пациента и… родственников сдаваться было нельзя.

– И в интересах… профессии, – пробормотал Генри Карр.

– Вероятно, выписывались и медикаменты, – предположил коронер.

– Разумеется. В течение дня пациент каждые четыре часа принимал микстуру, в состав которой входило снотворное веронал, а перед сном в ней содержался опиум.

– Эти лекарства принимались для… чего?

– Для обезболивания и сна.

Мистер Эллинстоун на какое-то время задумался, а затем продолжил:

– Сэр Хорас, вы сказали: как только была обнаружена опухоль в позвоночнике, вы сразу поняли – надежды на выздоровление нет, и предположили, что пациент проживает самое большее восемнадцать месяцев. Предположу, что вы ожидали наступление смерти в течение этого времени. Не могли бы вы объяснить суду присяжных, какие причины приводят к смерти при нормальном ходе болезни?

Сэр Хорас Спевидж поправил пенсне своими ухоженными руками и, нахмурившись, задумался.

– Насколько я понимаю, присяжным не нужен подробный доклад специалиста, – сказал он наконец. – Но если выразить это простыми словами, смерть наступает в результате истощения жизненно важных центров нервной системы.

– А что провоцирует это истощение?

– Главным образом болезнь, конечно же. Злокачественная опухоль неуклонно истощает резервы организма.

– А лекарства? Они влияют на истощение?

– В определенном смысле да. Их эффект в известной степени противоречив: с одной стороны, склоняя ко сну, они стабилизируют жизненно важные центры, но с другой – подавляют их.

– В целом вы можете сказать, что снотворные препараты пагубно сказываются на организме?

– Такого общего заключения я делать не буду.

Коронер слегка улыбнулся. Он знал, что задает непростой медицинский вопрос, но сам имел на этот счет твердое мнение, основанное на долгом опыте.

– Тогда давайте сосредоточимся конкретно на этом деле, – сказал он. – По вашему мнению, подавляло ли снотворное, которое вы прописали больному, жизненно важные центры, что и стало, по вашим словам, причиной смерти?