Мы с мамой стали составлять меню.

— Разумеется, мы должны приготовить что-нибудь польское, — серьезно говорит мать.

— Я всегда готовлю польскую еду, может, чуть-чуть она напоминает арабскую, чтобы им было вкусно, — хвастаюсь я.

— Ну и что?

— Едят, аж за ушами трещит.

Мы взрываемся смехом.

В пятницу до обеда мы закончили все приготовления.

Помощь матери оказалась неоценимой. Как же легко и спокойно можно приготовить еду на двадцать человек, если есть желание, хорошее настроение и взаимопонимание!

Даже Ахмед сидит с нами в кухне: вызвался чистить овощи. Джойси смотрит на него с радостью: она впервые видит хозяина дома за таким занятием.

— Что вы смеетесь? — говорит он с сосредоточенным лицом. — Я ведь не идиот, чтобы сидеть в одиночестве в зале, когда здесь так весело.

Вместе с Марысей, которая ему помогает, они почистили два килограмма картошки, а потом быстренько идут за следующим ящиком.

Радуются, как дети.

— Большую часть стола мы должны оставить под еду, которую привезут гости, — сообщаю я матери, чтобы снова не допустить промашки.

— Как это, ведь мы столько приготовили, на всех хватит! — Она сразу начинает возмущаться.

— Здесь такой обычай. По крайней мере, хозяйка не так огорчится, если у нее что-нибудь не получится. Поверь, вначале мне это очень помогало.

— Ну разве что это… но все равно чересчур. Приносят себе собственную еду, — фыркает она недовольно. — Зачем же мы так мордовались?

— Увидишь, все будет хорошо. Наверняка ничего не останется, а если останется, то будет на завтрашний обед.

Против обыкновения все приехали вовремя. Даже не шумели так громко, как обычно, может, потому что в доме маленький ребенок, а может, чувствуют себя не в своей тарелке в обществе моей матери. Наверняка Малика сообщила им о последней злополучной выходке, которая закончилась преждевременными родами. Хорошо, что я не видела, как все закончилось, потому что стыдно перед самой собой. Я решила никогда к этому не возвращаться даже в мыслях.

Дарья, которая лежит в симпатичной разноцветной кроватке, с интересом рассматривает гостей. Не боится, хотя наш зал полностью заполнен людьми. Разумеется, снова приехало в два раза больше гостей, чем приглашали. Так уж здесь заведено, и в целом меня это не раздражает. Навезли огромное количество еды, а мы тоже приготовили слишком много.

— Какая прекрасная! Какая красивая! А какой у нее носик, как у Ахмеда! Как две капли воды похожа на папу, посмотрите-ка! — только и слышны охи и ахи, произносимые над нашей маленькой доченькой, и гордость распирает меня.

Я вижу, как свекровь что-то шепчет малышке в одно и другое ушко, а потом прикалывает к детскому конверту золотые амулеты: рыбку — на счастье, всевидящее око — от сглаза, рог изобилия — для привлечения богатства, руку Фатимы — чтобы показывала верную дорогу в жизни, а также миниатюрную табличку с фрагментами текста Корана. Моя мама смотрит на этот ритуал с вытаращенными глазами.

— Ну, теперь ей точно будет везти в жизни, — говорю я своей матери и одновременно благодарю мать Ахмеда за подарки.

Перед тем как сесть за стол, каждый гость подходит к кроватке и всовывает под нее конверт. Это напоминает мне крестины. Я на эту тему еще не разговаривала с Ахмедом, но прихожу к выводу, что с этим мы можем немного подождать. Даже в Польше часто крестят годовалых детей. Думаю, что шепот свекрови — это такое себе мусульманское крещение. Пока этого хватит, так как в конечном счете, возможно, Бог один и для них, и для нас… Кто знает?

Прошел месяц, и в маленькую Дарью словно вселился дьявол. Плачет, верещит, кричит и, что хуже всего, вообще не спит.

Нервы у всех на пределе.

— Вы что, не слышите, что ребенок плачет? — Мать с криком влетает в нашу спальню.

Смотрим на нее в изумлении. Я сижу у кроватки и глажу маленькое бедное тельце доченьки, а Ахмед замер с памперсом в руке.

— Вы, мама, не знаете разве, который час? — говорит он недовольно. — В эту пору вход в нашу спальню строго воспрещен.

— Но…

— Ни под каким предлогом! — подчеркивает он.

— Значит, я должна сидеть у себя под замком и только слушать, как ребенок кончается? — упрямится мать. — Ребенок наверняка болен! Это ненормально, когда дитя так кричит.

— Она здорова, сыта, переодета и уже бы спала, если бы вы, мама, не ворвались сюда и не наделали шуму.

— Все это говно! — начинает она грубить. — Что ты знаешь о детях?! Может, немного о том, как их делать, но уж, конечно, не о том, как их воспитывать.

— Вам нельзя и близко находиться с маленькими детьми, — огрызается Ахмед. — А то, что вы говорите, и вовсе не для их ушей.

— Ты, дрянь, внучку мою хочешь угробить?! Нужно ехать к доктору, спасать ее! — кричит она, явно впадая в панику.

— Повторяю, уже два часа, извините, половина третьего ночи. В это время ни один доктор нас не примет, значит, можно поехать только к дежурному. Ребенок будет мучиться, а нас оттуда выпроводят как сумасшедших или, в лучшем случае, как безответственных родителей.

— Мне кажется, у нее колики, — говорю я слабым голосом, понимая, что нужно прервать этот обмен мнениями, начавшийся так некстати. — Если мне не изменяет память, ты говорила, что я тоже этим страдала. Оно само собой проходит после трех месяцев. Мы просто должны перетерпеть это, оставаясь в своем уме. — Я упираюсь головой в коляску и продолжаю ее качать. Дарья по-прежнему кричит.

— Я не припоминаю, чтобы ты так орала, наверняка нет! Ты была идеальным ребенком, но это было давным-давно.

— Мама, прошу, оставь нас одних, — говорю я умоляющим голосом.

— Еще попомните мои слова! — восклицает она напоследок и неохотно выходит. — Ребенок болен! — кричит визгливо, и даже Дарья подскакивает от страха.

— Убралась отсюда, и то уже хорошо! — бормочу я, совершенно обессиленная. — Никто не будет каркать над моим ребенком.

Утром просыпаюсь в неудобной позе, свесившись над коляской. У меня болит каждая косточка, а позвоночник трещит в районе крестца. Ахмед тихо постанывает, лежа поперек нашей кровати. Кормлю малютку, которая, несмотря на бессонную ночь, неплохо выглядит. Затем, держа карапуза на руках, укладываюсь, чтобы хоть на минутку выровнять спину.

— Дай мне ее, а сама поспи немного, — слышу я измученный голос мужа.

— Спасибо.

Не знаю, как долго я дремала, но подхватываюсь, услышав крик матери и стук открываемой двери.

— Дося, я с этой женщиной больше не выдержу! — рычит по-арабски Ахмед. — Она доводит меня до бешенства!

— Отдай мне этого ребенка, еще угробишь его!

Мать подбегает к Ахмеду и хочет вырвать у него Дарин.