Принцы и принцессы не могли ни уехать из Франции, ни удалиться на расстояние тридцати лье без разрешения императора.

Если кто-нибудь из членов императорской семьи забывал свое достоинство и свои обязанности, император мог посадить его в наказание на год под арест, удалить от своей особы или отправить в ссылку. Он мог исключить из числа членов своей семьи лиц, казавшихся ему подозрительными.

В некоторых случаях император мог в присутствии семейного совета, на котором председательствовал сам, а также архиканцлера назначать в качестве наказания двухлетнее заключение в государственной тюрьме.

Важные сановники и герцоги также были подчинены действию этих последних пунктов.

За первым декретом шли следующие:

«Мы назначаем герцогствами, великими феодами нашей Империи следующие провинции:

Далмацию

Истрию

Фриуль

Кадору

Беллуно

Конельяно

Тревизу

Фельтре

Бассано

Виченцу

Падую

Ровиго

Мы предоставляем право передавать названные феоды по наследству по нисходящей мужской линии. В случае пресечения рода названные феоды возвращаются нашей императорской короне.

Пятнадцатая часть доходов, получаемых Итальянским королевством с этих провинций, будет связана с названными феодами, и ее будут получать те лица, кому мы дадим эти провинции; с этой же целью мы оставляем за собой право распоряжения тридцатью миллионами дохода с находящихся в этих же провинциях государственных имуществ.

Вклады в «Mont Napoleon»[121] будут вноситься до тех пор, пока не сложится ежегодная рента в миллион двести тысяч франков, которые будут выплачиваться генералам, офицерам и солдатам, оказавшим услуги родине и императорской короне, при непременном условии не употреблять упомянутых доходов в течение десяти лет на что-либо другое без нашего разрешения.

До тех пор, пока в Итальянском королевстве не будет собственной армии, мы дадим ему французскую армию, которая будет содержаться на средства нашей императорской казны. Для этого наша королевская казна в Италии будет вносить ежемесячно в императорскую казну сумму в два миллиона пятьсот тысяч франков в течение всего того времени, пока наша армия будет пребывать в Италии, что продолжится шесть лет. Предполагаемым наследным принцем Италии будет венецианский принц.

Чтобы поддержать спокойствие в Европе, мы должны упрочить судьбу населения Неаполя и Сицилии, которыми мы овладели по праву завоевания и которые составляют часть нашей великой Империи; поэтому мы объявляем королем Неаполя и Сицилии нашего брата Жозефа Наполеона (Бонапарт заставил своих братьев принять имя Наполеон), великого электора Франции. Эта корона будет наследственной по мужской нисходящей линии; в том случае, если у него не будет сыновей, престол этот перейдет к нашим законным детям мужского пола, а в случае их отсутствия – к детям нашего брата Луи Наполеона. В том случае, если наш брат Жозеф умрет, не оставив детей мужского пола, мы оставляем за собой право назначить наследником названной короны одного из принцев нашего дома, или даже приемного ребенка, если только найдем его достойным занять этот престол в интересах наших подданных и той великой системы, основать которую мы должны по воле Божественного Провидения.

В названном королевстве установлено шесть больших феодов с герцогским титулом и теми же прерогативами, как и в других, которые будут всегда раздаваться по назначению нашему или наших наследников.

Мы предоставляем себе право получать с Неаполитанского королевства миллион франков ежегодного дохода для раздачи генералам, офицерам и солдатам нашей армии на тех же самых условиях, какие были установлены нами для «Mont Napoleon». Неаполитанский король всегда будет высшим сановником Империи, и мы предоставляем себе право создать звание принца великого электора.

Мы признаем, что неаполитанская корона, которую мы возлагаем на голову принца Жозефа и его наследников, отнюдь не нарушает их права наследовать престол Франции[122]. Точно так же мы постановляем, чтобы короны Франции, Италии, Неаполя и Сицилии никогда не соединялись в одних руках.

Герцогства Клевское и Бергское отданы нашему зятю принцу Иоахиму и его наследникам по мужской линии. В том случае, если у него не будет наследников, названные герцогства перейдут к нашему брату Жозефу, а если и у него не будет детей мужского пола, – к нашему брату Луи, но они никогда не могут быть присоединены к короне Франции. Герцог Клевский и Бергский останется генерал-адмиралом, а мы можем назначать вице-адмирала».

Наконец, княжество Гастальское было отдано принцессе Боргезе, и принц получил титул принца Гастальского; а если бы у них не было детей, то император мог бы располагать княжеством по своему усмотрению. Такие же условия были установлены и относительно Невшательского княжества.

Княжество Лукка было увеличено, так как к нему присоединили некоторые области, отделенные от Итальянского королевства; оно должно было платить за это ежегодно двести тысяч франков, предназначенных на вознаграждение военных. Часть имущества в герцогстве Парма и Пьяченца была предназначена для той же цели.

Я считаю возможным привести почти целиком текст этих декретов, которые кажутся мне заслуживающими внимания. Эта картина дает понятие о желании Бонапарта сохранить власть Франции над теми странами Европы, которые она мало-помалу подчиняла себе благодаря своим победам, а также и о власти, которую он желал сохранить лично для себя.

Нетрудно представить себе, что эти новые назначения вызвали в Европе беспокойство и не допускали и мысли о том, что мир будет продолжителен. Наконец, можно понять, почему Италия, стремившаяся получить независимость, на которую она, по-видимому, могла надеяться благодаря единству управления, вскоре была лишена этой надежды, так как получила второстепенное значение, находясь в полной зависимости от императора. Несмотря на все старания принца Евгения, несмотря на его кроткое, справедливое управление, итальянцы вскоре обнаружили себя подчиненными властелину, который только пользовался всеми ресурсами, доставляемыми их прекрасной страной. Они должны были содержать у себя и за свой счет иностранную армию. Из их доходов брали самые крупные суммы в казну Франции. Заботились гораздо меньше об их собственных интересах, чем о выгодах Империи – выгодах, которые вскоре были сведены к успехам честолюбивых замыслов одного человека. И этот человек без всякого стеснения требовал от Италии таких жертв, каких он не решился бы требовать от Франции. Часто вице-король просил некоторого смягчения по отношению к итальянцам, но его редко слушали. Однако итальянцы сумели в течение некоторого времени понять характер принца Евгения и не приписывали ему лично тех суровых мер, которые он вынужден был проводить; они ставили ему в заслугу и то, что он пытался для них сделать и делал. Но в конце концов, когда потребности и распоряжения Бонапарта сделались еще более настоятельными, этот народ не мог больше оставаться справедливым и стал относиться ко всем французам, с принцем Евгением во главе, с такой же ненавистью, какую он питал к императору. Мне самой приходилось слышать, как вице-король, который всегда верно служил Бонапарту, не имея никаких иллюзий на его счет, говорил при мне своей матери, что император завидует любви к нему итальянцев. Поэтому Бонапарт нарочно предписывал ему бесполезные и жестокие меры, чтобы подорвать доброе расположение итальянцев, которого он боялся.