Впрочем, и Жан не избег неприятностей на первом этапе войны: в конце сентября у него обнаружили венерическое заболевание[1415]. Чтобы не смущать тех, кто об этом слышал, Ренуар употреблял общепринятый эвфемизм «лошадь лягнула» – так называли гонорею. В октябре он сообщил мадам Ганья: «Жана лягнула лошадь под Амьеном. Его спас добрый человек, молочник. Он оказался в госпитале у немцев [амьенский госпиталь был на короткое время занят немецкой армией]. Сейчас он в своем гарнизоне (полку) в Люсоне и поправляется. Как видите, среди всех этих ужасных событий мы пока еще ходим в счастливчиках. Эта глупая война очень меня угнетает. И я такой не один. Прогресс и цивилизация дошли до полного абсурда»[1416]. Несколько недель спустя, 17 ноября, Ренуар сообщает Андре свежие новости про Жана: «У него сейчас все очень хорошо, однако ему не терпится вернуться на фронт, к своим товарищам»[1417].

Оба Алининых сына оказались в госпитале, и в конце октября 1914 года она, несмотря на плохое состояние здоровья, решила их навестить. Ренуар пишет своему агенту: «Жена в субботу уезжает к ним: один в Каркасоне, другой – в Люсоне. Поездка утомительная, а главное, очень длинная [от Каня до Каркасона 457 километров, от Каркасона до Люсона – 555; от Люсона до Парижа – 440 километров], однако им будет очень приятно повидаться с мамочкой. Жаль, что я сам не могу поехать»[1418]. На время отлучки Алины Ренуар остался один с прислугой. Ривьер, зная, что Жан собирался навестить отца перед возвращением на фронт, поделился с ним своей тревогой: «Если бы ты мог побыть в Ницце до конца ноября, твой брат успел бы вернуться в Кань после операции. Тогда твой отец не оставался бы один надолго. И у тебя было бы одной крупной тревогой меньше»[1419]. Несколько недель спустя Ренуар отправил очень прочувствованное письмо своему старому другу Моне: «Я часто думаю о тебе и, старея, часто вспоминаю нашу молодость. Это хоть как-то отвлекает от настоящего… Жена уехала три недели назад повидаться с мальчиками, Пьером и Жаном. Жан поправляется и скоро, видимо, уедет снова. Что до Пьера, я совсем ничего не понимаю. С момента ранения прошло 75 дней, и до сих пор все по-прежнему: одна из костей сильно раздроблена. Его нужно прооперировать, но операцию постоянно откладывают – меня это очень тревожит. Впрочем, я пока – в числе счастливчиков. В такие времена некрасиво ворчать, есть люди, которым приходится гораздо тяжелее, чем мне»[1420].

Через две с половиной недели Пьера выписали из госпиталя, так и не прооперировав. 12 декабря 1914 года Андре пишет Дюран-Рюэлю: «Видел мадам Ренуар и Пьера в Марселе. Рука у бедного мальчика в плачевном состоянии. Раздроблено около 7 сантиметров лучевой кости, ему приходится носить небольшую лангету, чтобы локтевая кость держала вес руки»[1421]. За те полгода, которые Пьер дожидался операции, у него созрело решение жениться за Вере и узаконить их сына, Клода-младшего, – так же как когда-то Ренуар с Алиной узаконили и самого Пьера. Свадьба состоялась в Кань-сюр-Мере 23 декабря 1914 года, почти через 13 месяцев после рождения Клода. В свидетельстве о браке записано: «Новобрачные признали и намереваются узаконить Клода, Андре, Анри Ренуара, родившегося в Париже (8 [округ]) 4 декабря 1913 года, и зарегистрировали его как сына Пьера Ренуара и Мари, Маргариты, Эме Рош, известной под именем „Вера Сержин“»[1422].

Ни Ренуар, ни Алина не обрадовались этому браку. Еще до свадьбы Андре написал Дюран-Рюэлю: «Ренуар очень расстроен своими семейными делами. У Пьера через два дня свадьба, а новая невестка очень раздражает Ренуара. Он ей не говорит ни слова, да и ребенку тоже»[1423]. Вряд ли неприязнь Ренуара к Вере была связана с ее еврейством, поскольку предыдущую возлюбленную Пьера, Колонну, тоже еврейку, он очень любил. Видимо, Ренуара что-то не устраивало в характере Веры. Что до Алины, ее чувства были ясны даже Кассатт: «Видела на днях Ренуара и Мадам, его раненый сын-актер в порядке; только что женился на актрисе, у них младенец года и двух месяцев. Ренуары в ужасе от этого брака. Она – этакая „великая трагическая актриса“, а он, по словам матери [Алины], всегда мечтал жениться на „великой актрисе“. Так ему только и оставалось, что жениться на Саре Бернар, – с горечью сказала мать»[1424]. Саре Бернар на тот момент было семьдесят.

Родителей Веры на свадьбе не было: отец ее умер, а мать из-за войны не смогла выбраться из Парижа. Несмотря на недовольство, Ренуар с Алиной согласились подписать документы о браке – на них требовались две подписи родителей[1425]. Тем не менее на небольшом свадебном торжестве Ренуар не присутствовал – Андре доложил Дюран-Рюэлю: «В тот день папаша Ренуар предпочел поболеть у себя в комнате. Он действительно свалился с жестокой простудой»[1426]. Мэр Каня Фердинан Деконши провел официальную церемонию в зале суда, а его жена Тереза Савурнен выступила одной из свидетельниц[1427]. Роль других свидетелей сыграли Альбер Андре, Поль Сезанн-младший и художник Анри Руссель-Мазюль[1428]. Впоследствии Ренуар оттаял и изменил свое отношение к новой семье Пьера. Он написал поясной портрет Веры – рукой она делает тот же задумчивый жест, что и Алина на портрете 1910 года. Клод, единственный внук Ренуара, родившийся при его жизни, тоже позировал для деда[1429].