Норма включила на кухне радио и поставила разогреваться томатный суп. Согласно метеосводке, торнадо, сформировавшийся южнее Де-Мойна, уже разрушил множество строений. Значит, ночью она не сомкнет глаз, чтобы, если потребуется, по первому же сигналу сирены вскочить и вместе с Синди кинуться к подземному убежищу за домом.

Приготовив ужин и накрыв на стол, Норма окликнула Синди с нижней площадки лестницы. Не услышав ответа, она поднялась на второй этаж и обнаружила, что Синди нет в ее комнате. Норма вышла в коридор и снова окликнула дочь, но безуспешно, тогда она обошла все комнаты и увидела дочку у окна в гостевой.

– Синди? Чем это ты тут занимаешься? Ты что, не слышала меня? – спросила она и, не зажигая свет, подошла к ней.

– Там, во дворе, какой-то дядя, – ответила Синди тоненьким, дребезжащим голоском.

Немного сбитая с толку, Норма посмотрела в окно, но не заметила ничего странного в окружающей обстановке, которую могла бы восстановить в памяти сантиметр за сантиметром даже с закрытыми глазами.

– Да нет там никого, разве не видишь? Уже время ужинать, так что давай переодевайся в пижаму и спускайся вниз, хорошо?

С этими словами она взяла дочку за руку, холодную и вялую, и отвела в ее комнату.

Было девять часов вечера. Норма, с бокалом вина в руке, села за стол в гостиной. Сейчас она уложит Синди спать и потом посмотрит какой-нибудь хороший фильм, наслаждаясь плиткой темного шоколада. Просматривая телепрограмму, она заметила, что снова будут показывать «Рио Браво» Говарда Хоукса, один из ее любимых вестернов, который она впервые увидела вместе с Элизабет как-то вечером, когда была еще девчонкой.

Синди, не говоря ни слова, подошла и прижалась к ней. Норма налила ей воды и проглотила несколько ложек супа – чисто механически, стараясь не смотреть на помертвевший глаз дочери, который все еще вызывал у нее отвращение.

Надо бы поскорее все разузнать и записаться к специалисту по глазным протезам. Странно, что она не удосужилась сделать это раньше.

Если удастся скрыть явные шрамы, невидимые рубцы, возможно, разгладятся сами.

– Можешь посидеть здесь и порисовать, пока я вымою посуду, договорились? – Норма встала. – А потом отправимся с тобой на боковую.

Верная своим новым привычкам, Синди промолчала, тогда Норма вручила ей альбом с фломастерами, а сама вернулась на кухню и сложила тарелки с приборами в мойку.

Лампочка с треском мигнула. Норма совсем забыла позвонить сестре. Но ехать в Чикаго, по крайней мере сейчас, было не самой удачной мыслью. Тем более что Синди перед школой требовался покой, не говоря уж о сеансах массажа. И потом, не исключено, что в ее отсутствие мог вернуться Томми, вот только куда бы он вернулся – в пустой дом?

Погруженная в свои мысли, Норма открыла кран, подставила руки под струю постепенно нагревавшейся воды – и вздрогнула: ей вдруг почудилось, будто за окном что-то промелькнуло. Осознав, что глупо постоянно чего-то бояться, она улыбнулась. Определенно, визит Мэдди Хатчинсон оставил в ее душе неизгладимый след, о чем она сразу и подумать не могла. К тому же в последние дни она находилась в таком напряжении, что сохранять ясную голову ей было трудно.

И все же ей с Синди придется привыкать жить вдвоем. Это их дом. Единственное место на земле, где они должны чувствовать себя в безопасности. С какой стати им бояться какой-то ерунды, если самое плохое с ними уже случилось?

На столе стояла бутылка вина. Норма допила ее прямо из горлышка и бросила в мусорное ведро.

Она слышала, как Синди разговаривает сама с собой в гостиной, но слов было не разобрать.

Норма закурила последнюю сигарету и сняла туфли, предвкушая, как примет ванну, а потом приляжет перед телевизором.

На стене, наверху, сидел паук. Норма думала, стоит ли прогнать его шваброй или нет, пока по радио репортер сообщал о крушении рейса «Американ эйрлайнз» и о ликвидации террористической ячейки, взявшей на себя ответственность за эту авиакатастрофу. По некоторым сведениям, власти серьезно восприняли угрозу потенциальных терактов в ближайшие недели, они могли стать прямым ответом на авиаудары по стратегическим пунктам ИГИЛ в Сирии.

Хорошо, что она не слышала всего этого раньше – до того, как Грэм сел в самолет.

– Мама?

На пороге стояла Синди с толстым красным фломастером в руке.

– Да, милая?

– Дядя хочет с тобой поговорить.

– Что? Какой еще дядя?

– Тот, во дворе. Ему холодно. Он спрашивает, можно ли ему зайти к нам.

– Синди, во дворе никого нет, ты же сама прекрасно знаешь!

Девочка, не проронив больше ни слова, просто взяла ее за руку, привела в гостиную и указала пальцем на окно.

– Послушай, малышка, – не скрывая раздражения, сказала Норма. – Не знаю, в кого ты играешь, только…

Первое, что она увидела, – резиновую маску волка, точнее, прижатую к стеклу и слегка сплющенную черную волчью морду. А потом она хорошо разглядела и того, кто скрывался под ней. Это был бугай под метр девяносто в черной кожаной куртке, с золотой цепочкой на шее.

На сей раз это был не призрак. На сей раз все было наяву.

– Поросенок! А, поросенок! – нарочито игриво проговорил он, постукивая по стеклу пальцами, обтянутыми перчаткой. – Впусти же меня! А то сейчас как дуну, как дуну, и дом твой развалится!

И тут он расхохотался. Сипло и злобно.

Норма схватила дочку за руку, побежала с ней на кухню и дрожащей рукой заперла дверь в сад, не смея взглянуть, что могло скрываться там, снаружи, за занавесками.

– Давай бегом к себе! – велела она дочке, подведя ее к лестнице. – Запрись и никому не открывай, поняла?

Синди, пообещав сделать все, как сказала мать, взбежала вверх по лестнице. Дождавшись, когда захлопнулась дверь в ее комнату и защелкнулся, лязгнув на весь коридор, замок, Норма вернулась в гостиную – но волчьей маски за окном уже не было.

Норма стала искать глазами сумочку, где лежал ее мобильник. Но ее нигде не было, хотя она точно помнила, что оставила сумочку у ножки дивана, прежде чем пошла готовить ужин.

Огнестрельного оружия у нее не осталось: она избавилась от него через несколько месяцев после смерти Харлана.

И этим ненастным вечером никто не придет им на помощь.

В окно у Нормы за спиной трижды постучали – она вскрикнула. Снаружи послышался смех, но не такой, как прежде, а более пронзительный, – смеялся, вернее насмехался, кто-то другой, вроде как мальчишка, довольный своей проделкой.

Сколько же их там?

И что им нужно?

Норма вернулась на кухню, схватила самый большой нож, какой только смогла найти, и притаилась в коридоре – там, откуда ее не было видно снаружи. Она постаралась собраться с мыслями.