Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С мелодичным звоном монетка подлетела к ночному небу, на мгновение замерла в воздушном танце и устало вернулась в ладонь Ачека.
— Жизнь… — выдохнул По-Тоно, изумленно глядя на поцарапанный профиль Бахирона Мура.
Впервые владыка не пожелал смерти пленника. Ачек осторожно перевернул монету и увидел брата-близнеца алокрийского короля. Две решки — это брак чеканки или такова воля Нгахнаре?
Ранкир дернулся и застонал.
— Южный ветер веет… — в полубессознательном состоянии пробормотал Мит. — Веет пустой смертью.
И снова впал в беспамятство. Тормуна и Ачек переглянулись. Пауза затягивалась, а разумного объяснения так и не нашлось.
— Одно понятно точно, — произнес Ачек, прерывая молчание. — Мы почувствовали присутствие Нгахнаре, и Ранкир тут оказался совсем не случайно. Его слова означают нечто важное для всех нас.
Мертвая Рука отошел к краю крыши и увидел, как смертепоклонники добивали защитников Донкара на соседней улице. Некоторые из них уже начали разделывать тела и сооружать живые алтари.
— Кажется, наши планы на будущее только что изменились…
Глава 29
С поздней ночи в лагере Бахирона Мура царило оживление, странным образом проявляющееся в бездействии и мучительном ожидании грядущей битвы. Будущее расколотой на части страны должно решиться сегодня, но законный король Алокрии так до сих пор и не понял Илида По-Сода, своего бывшего друга и соратника, превратившего холодное противостояние Марии и Илии в адское пекло гражданской войны.
Да, Бахирон и сам планировал одним мощным ударом смять республиканскую армию и вынудить марийцев сдаться, но он хотел добиться этого малой кровью, чтобы единая страна могла сопротивляться фасилийскому вторжению. Проблемы Марии в алокрийском обществе никуда бы не исчезли, но теперь король Мур отчетливо их видел и был готов пойти на ряд уступок и договоров с восточной провинцией, в чем ему помог бы Комитет. Алокрию ждали масштабные изменения, но сперва необходимо было избавиться от внешней угрозы. Увы, диктатор Илид опередил Бахирона. По-Сода первым начал войну, он вторгся на территорию Илии, уничтожил несколько городов и пленил их жителей, предоставляя им выбор: умереть, сопротивляясь республике, или умереть, сражаясь на стороне республики.
— Я не понимаю. На него это совсем не похоже, Джоанна, — медленно произнес Бахирон.
До сего момента он молчал и задумчиво прохаживался по просторной палатке. Король обратился к своей жене, но его слова вовсе не были предназначены ей. Просто тяжелые размышления давались ему легче, когда рядом находилась Джоанна.
— Люди меняются, — ответила королева, даже не ожидая, что Бахирон услышит ее.
Вопреки возражениям и запретам, она приехала в королевский лагерь к своему мужу, хотя ее тяжелая беременность уже подходила к концу. Как оказалось, Донкар она покинула очень вовремя — буквально через несколько дней смертепоклонники начали великую жатву, и путь обратно во дворец приравнивался к самоубийству. С тех пор Джоанна повсюду следовала за своим мужем. Так уж вышло, что на границе провинций, где полыхала гражданская война, в данный момент намного безопаснее, чем в столице. Да даже если бы ноги сгорали от огненных песков пустынь Кажира, или если бы голову и тело пронзали острые иглы ледяных ветров Силофских гор, Джоанна все равно была бы рядом с Бахироном. Скоро у них родится сын, и все остальное уже не важно.
Он услышал ее. Король взглянул на жену, и рассеянный блеск безнадежного непонимания в его глазах сменился блеклым свечением нежности. Но ненадолго. Мысли о развязанной войне и неожиданном наплыве кровавого исступления на старого друга заставили Бахирона поморщиться, словно он испытал резкую боль.
— Я знаю его с детства. Поверь, так сильно люди не меняются, — сказал Мур, в очередной раз измерив шагами палатку. — Что-то произошло. Где-то что-то постоянно происходит. Но без Шеклоза и его Тайной канцелярии я как будто лишился ушей и глаз. Не слышу свою страну и не вижу, но зато чувствую ее боль.
— Уверена, Комитет не стал бы держать тебя в неведении, — осторожно заметила Джоанна. — Тебе нужно довериться им, они стараются сохранить мир в Алокрии.
— Понимаю, — согласился Бахирон. — Но не могу поверить, что все это натворил один человек…
— Ты не можешь поверить, что все это натворил Илид По-Сода.
Король взглянул на жену и печально усмехнулся. Она, как всегда, была права. В этот момент на палатку упала человеческая тень.
— Ваше Величество, позволите? — раздался неуверенный голос снаружи.
— Входи.
Внутрь протиснулся солдат. Он был очень бледен, держал руки за спиной, а его глаза беспокойно бегали по стенам палатки, не решаясь встретиться с взглядом короля.
— Что случилось? — спросил Бахирон.
— Из лагеря диктатора По-Сода вернулся ваш посыльный, которого вы отправили вести переговоры о перемирии с республикой, — промямлил солдат.
Король замер на полушаге. Около десяти дней назад он начал стягивать все свои силы в одну большую армию, чтобы двинуться прямо на Градом, сметая любое сопротивление на своем пути. Времени и сил на затяжную войну катастрофически не хватало, поэтому Бахирон Мур решился на отчаянный шаг — атака в самое сердце республики, захват марийской столицы. Если Мария будет разговаривать только после своего поражения, то так тому и быть. Но Илид По-Сода прознал о планах короля, а просчитать маршрут с его стратегическим гением — плевое дело. Республиканская армия, собранная в один кулак, встала на пути Бахирона непреодолимым препятствием. С того момента неизбежно надвигался день самого кровопролитного сражения в Алокрии за последние несколько десятилетий. И вот он настал.
Утром Бахирон отправил парламентера в лагерь республиканцев. Даже накануне сражения король не терял надежды на бескровный исход, он хотел воззвать к благоразумию Илида, сообщить о вторжении фасилийцев и убедить в необходимости объединения усилий против общего врага. За последнее время Мур во многом изменил свой взгляд на управление страной, он был готов к переговорам, компромиссам и уступкам.
— И где сам посыльный? — нетерпеливо спросил Бахирон.
— Здесь…
Солдат достал из-за спины небольшой холщовый мешок. На ткани без труда угадывались выступающий нос, подбородок, провал раскрытого в безмолвном крике рта и округлые формы головы. С промокшего дна через равные промежутки времени срывались алые капли и падали на ковер королевской палатки. Джоанна вскрикнула и отвернулась.
— Это все? — нахмурившись, уточнил Бахирон.
Убийство парламентера — величайшее бесчестье для воина. Если в мире и существовало преступление, которое не могло оправдать даже война, то это именно оно.
— Есть и другие части, — промямлил солдат. — Принести?
— Послание, — рявкнул король. — Письмо, записка, знак, рисунок. Илид прислал что-нибудь?
Еще сильнее побледневший солдат подавился своими словами и смог только отрицательно