живых надолго свалила с ног. Не успев полностью оправиться, они продолжили свой путь в столицу, но стали легкой добычей для разбойников и голодающего местного населения, которые были совсем не прочь разжиться вещами и едой из армейского обоза. И, в конце концов, добравшись до Донкара, им, израненным, голодным и больным, пришлось пробиваться к своим в верхний квартал через ряды смертепоклонников.

Иными словами, ничего не изменилось. Но следующее подкрепление, которому, скорее всего, повезет больше предыдущего, сможет остановить продвижение сектантов, а при грамотном командовании — окончательно подавить его. Нельзя позволить этому произойти. Донкар будет очищен, за ним настанет черед Алокрии, а затем и всего мира. Но сил сейчас хватало только на столицу, да и то — смертепоклонников толкало вперед необычайное воодушевление от исполнения пророчества и лидерства Мертвой Руки, отмеченного лично владыкой Нгахнаре. Безусловно, свою роль сыграли Взор, который старательно расширял и усиливал секту, и стечение обстоятельств — гражданская война в стране, городской гарнизон практически полностью опустел, гвардия ушла с Илидом в Марию, королевская армия завязла в боях на границе. Но, так или иначе, дальше Донкара сектантам не пройти. Во всяком случае, пока.

После жатвы в столице необходимо спрятаться и восстановиться. Нет, надо даже стать сильнее. На это понадобится много времени, но ожидание будет оправдано. Вести о деле смертепоклонничества уже расползались по стране, и очень скоро появятся неофиты, желающие приобщиться к единственно истинному в жизни. Рано или поздно последователи Нгахнаре вновь заявят о себе, и тогда уже их ничто не остановит.

— …А там я посажу морковку. Я ее когда-то видела на рынке, она очень смешная, — до Ачека донеслись обрывки глубокомысленных рассуждений Тормуны. — Капусту не хочу, она похожа на цветок. Цветы не вкусные, Мелкая пробовала. А вот огурцы посадить надо-надо…

— Ты веришь, что мы поступаем правильно? — внезапно спросил По-Тоно.

Он и сам не ожидал от себя такого вопроса, как-то вырвалось. Ана непонимающе посмотрела на него.

— Думаешь, надо не овощи сажать, а разбить сад? — сектантка задумчиво потрепала ленточки своего кинжала, вздохнула и радостно закивала, так активно, что Ачек начал опасаться, как бы у нее шея не сломалась. — Да, да, да! Точно сад! Тогда туда воткну яблони, а здесь будут… А что еще в садах растет?

— Я не об этом. Послушай меня, — мариец потряс ее за плечи, чтобы привести в чувство. — Я говорю об убийствах. Мы убиваем людей, Тормуна. Много и жестоко. Ты веришь, что мы поступаем правильно?

Глядя в обеспокоенные глаза Ачека, Ана удивленно приподняла бровь и подозрительно скривилась, словно начала сомневаться, в своем ли он уме. Мариец невольно подумал, что она решит избавить его от сомнений самым простым способом — убьет.

— Конечно, правильно, — она мило улыбнулась и заговорила таким тоном, как будто обращалась к неразумному ребенку. — Смерть — единственно истинное в жизни, владыка ясно дал нам понять это. И тебе. И мне. И принцессе. И другим нашим товарищам.

— Ты права, — По-Тоно печально усмехнулся. — Извини, вырвалось как-то.

Логическое завершение жизни, точка, финальный аккорд. Грандиозный итог согласно замыслу Нгахнаре, смерти воплощенной. Ачек видел все своими собственными глазами, но до сих пор у него оставались сомнения. Верил ли он в правоту дела смертепоклонников? Пожалуй, да. А готов ли безропотно принять смерть, если так пожелает владыка? На этот вопрос По-Тоно не мог дать ответ. Нельзя противиться истине, но жить-то хотелось. В конце концов, Мертвая Рука должен руководить великой жатвой, и пока что он с этой обязанностью прекрасно справлялся. Владыке незачем требовать его смерти. А значит, пока Нгахнаре все устраивало, можно жить ради себя и других. Например, ради Тормуны.

"Кстати, что-то она долго молчит", — запоздало сообразил Ачек.

И тут же поперхнулся от неожиданности, услышав ее вопрос:

— Как думаешь, если бы я не была твоей дочерью, из нас вышла бы красивая пара?

— Чего? — прокашлявшись, выдавил из себя мариец.

— Ну, любовь, семья, все такое, — задумчиво продолжила Тормуна, следя глазами за развевающимися ленточками кинжала. — Не будь я твоей дочерью, женился бы на мне?

— Ты не моя дочь!

Она испуганно посмотрела на Ачека, ее глаза наполнились слезами, а нижняя губа, подрагивая, поползла вверх. Сейчас она заплачет.

— Зачем ты так со мной! — закричала Ана, колотя кулачками по груди По-Тоно.

Под градом ударов он даже пошатнулся, но затем изловчился и поймал ее руки. Обиженная Тормуна дергалась в его захвате и упрямо отводила взгляд. Сектантка расстроилась по самому нелепому поводу, который ей подсунуло ее воспаленное воображение, и Ачек не знал даже с чего начать, чтобы успокоить Ану.

— А, постой. Мы же это придумали, — хихикнула она и с легкостью освободилась. — Но пара-пара из нас вышла бы неплохая! Мелкая — хорошая жена!

"Где в ней правда, а где выдумка…", — вздохнул По-Тоно. А Тормуна заливалась смехом, показывая на марийца кинжалом. Да, наверное, сейчас у него очень забавная физиономия. Ачек улыбнулся в ответ.

— Не забывай, что мы рядом с территорией сопротивления, — напомнил он. — Будь потише.

Ана кивнула, и они двинулись дальше. Некоторое время По-Тоно все еще слышал смешки за спиной, но вскоре он вновь погрузился в свои мысли и потерял связь с реальностью, обводя пустым взглядом ровные ряды домов на безлюдной улице. Внезапных догадок и идей во время этой прогулки так и не появилось, но хотя бы дышалось тут относительно легко — мертвецов в этом районе было мало. Местные жители либо ушли из города через другие ворота, либо перебрались в верхний квартал, как только узнали о багрово-черном приливе со стороны трущоб. Пока бедняки и работяги страдали и умирали, аристократия и зажиточные горожане спасали самих себя. Все как обычно.

— Послушай, Ачек. Ты помнишь, что сказал старикашка перед смертью?

По-Тоно обернулся и взглянул на Тормуну. Сейчас она была не щупленькой девочкой, но молодой девушкой, на которую накинула свой саван юная красавица-грусть. Ана всегда выглядела старше, если вдруг становилась серьезной. И в такие моменты по ней было видно, насколько она несчастна. Но в ее вопросе чувствовалась не только глубокая печаль, в нем было еще одно сильное чувство. Ачек сразу понял, что оно настоящее. Это надежда.

— Он сказал тогда, — не дожидаясь его ответа, продолжила Тормуна. — Что ты позаботишься обо мне. Это правда?

По-Тоно подошел к ней и осторожно обнял. Он старался не чувствовать. Почему-то это было слишком больно. Приятно, но больно.

— Правда. Ты только будь рядом, хорошо?

Ана что-то пробормотала, уткнувшись в его грудь. Они еще долго простояли вдвоем на пустынной улице. Совершенно нелепо, но