Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несмотря на многочисленный гарнизон, военной службы на улицах столицы видно не много, тем более ценным является доступ в казармы, разрешаемый благодаря особой любезности. Я имел однажды случай присутствовать при обучении новобранцев одной из рот Преображенского полка. Оно происходило в теплом квадратном помещении, две стены которого были наружные, с окнами, занятые разными приборами для гимнастики и стрельбы в цель. Тут и происходило совместное обучение новобранцев, состоявших (при существовавшем тогда четырехгодичном сроке службы) только из 30 человек. Русский солдат в Петербурге представляется мне очень избалованным во многом, особенно же в отношении холода. Зимою новобранец почти не выходит на воздух.
Для нижних чинов старшего срока службы от поры до времени устраиваются так называемые военные прогулки. Глубокий снег делает большею частью невозможными прогулки за чертою города, тогда весь полк с музыкой во главе, выстроившись в походные колонны, всеми четырьмя батальонами отправляется приблизительно на 18-километровую прогулку по городу. При этом люди закутаны в шинели и наушники даже при такой температуре, когда у нас о шинелях, конечно, не могло бы быть и речи.
Иногда можно наблюдать военные упражнения на Марсовом поле — большой открытой площади, расположенной в центре города. Здесь происходят бесконечные упражнения в прицеливании — они заменяют в остальное время стрельбу, так как упражнения в прицельной стрельбе за недостатком места ограничиваются только лагерным временем. Русские роты снабжены поэтому многочисленными приборами, большими и маленькими мишенями, прицельными станками, главным же образом — зеркалами и прочими контрольными снарядами. Вертящаяся тут же, среди солдат, уличная молодежь старалась услужить тем, что подбирала и складывала использованные патроны для нового заряжания.
Я видел затем на том же Марсовом поле, как охотничьи команды соседнего Павловского полка упражнялись на лыжах. Относительно целесообразности этих охотничьих команд, учрежденных в 1886 году, мнения в России расходятся. В общем они представляют для ротного командира известное удобство в том отношении, что избавляют его от одной отрасли обучения, которая в сущности должна лежать на нем. С другой стороны, они отнимают от полка ценный материал без непосредственной для него пользы, так как охотничьи команды, подобно нашим велосипедистам, часто соединяются в большие отряды и предназначаются для самостоятельных поручений. При этом обучении охота не играет, впрочем, никакой роли, как это можно было бы предположить по названию. Если мужики выследят медведя, то весьма понятно, что они скорее продадут его за дорогую цену охотнику-любителю, чем предоставят для военно-учебных целей.
Особенно характерны некоторые черточки из военной уличной жизни: марширующий взвод солдат, которому унтер-офицер усиленно отсчитывает «раз, два», чтобы заставить его идти в ногу, что нисколько не мешает одному из солдат, марширующему в последней шеренге, преспокойно уничтожать свое яблоко. Или же идущие сомкнутым строем люди, несмотря на ружья, не пропускающие ни одной из многочисленных церквей и ни одного образа без того, чтобы добросовестно не перекреститься. Гренадер, сидящий на рынке среди торговок и сбывающий казенный хлеб, предназначавшийся своей роте. Воз сена, оставленный посреди улицы со сломанным колесом и разбросанным вокруг сеном. Когда же по прошествии получаса я возвращался обратно по той же дороге, я застал все ту же самую картину, причем солдаты, сопровождавшие воз, стояли тут же с невозмутимым равнодушием. Можно привести много примеров в том же духе.
Для специалиста большой интерес представляет также порядок оказывания военных почестей в России. По нашим понятиям, честь отдается вообще очень небрежно. Достойным замечания мне кажется то, что офицеры обязаны становиться во фронт не только членам Императорского дома, но и генералам, командующим какой-либо частью, главнокомандующему войсками Петербургского военного округа, военному министру, а также знаменам и штандартам. Еще недавно офицеры одного и того же чина отдавали друг другу честь только в случае личного знакомства, теперь же обоюдное отдание чести требуется даже от солдат.
Как военное зрелище большую притягательную силу имеет смена караула, особенно же у Зимнего дворца, где ей предшествует передача знамени, причем можно наблюдать трогательный обычай: все присутствующие чествуют его снятием головных уборов.
Интересно также наблюдать часовых, которые при снятии с поста разряжают при публике ружье, а также посыльных, ходящих по улицам с сумкою и ружьем с примкнутым штыком, что напоминает национальный русский обычай и заповеданную Суворовым любовь к холодному оружию.
Наибольший сбор войск, который мне пришлось видеть, был по случаю парада, устроенного в августе 1897 года, в лагере под Красным Селом, в честь нашего императора[65]. В этом параде принимали участие большая часть гвардейского корпуса и полки 1-го армейского корпуса, принадлежащие к Петербургскому военному округу Лагерь рассчитан на 55 батальонов, 46 эскадронов, 35 батарей. Я был единственным представителем германской армии среди целой толпы морских офицеров эскадры, доставившей императора в Кронштадт. Парад прошел, как и у нас: объезд войск, выстроенных большим четырехугольником, причем они отдают честь и кричат «ура», после чего все войска проходят церемониальным маршем, многочисленные же начальники проезжают верхом. Музыка исполняла знакомые мотивы: Хохенфридебергский марш был сыгран перед полком кирасир ее величества, а лейб-гвардии казачий полк проходил под звуки свадебного марша из «Сна в летнюю ночь». Пехота проходила колонная, по полкам, все четыре батальона друг за другом, и, несмотря на то, что она не изучала нашего учебного шага в три темпа, производила выгодное, молодцеватое впечатление. Павловский полк, в котором при парадной форме полагается гренадерская шапка, маршировал с ружьями наперевес — преимущество, дарованное ему за какой-то военный подвиг.
При прохождении кавалерийских полков перемена шага достигалась тем, что государь отдавал приказание о желаемом аллюре стоящим за ним трубачам Собственного его величества конвоя. Сигнал повторялся по очереди трубачами полка, после чего полковой командир уже подавал команду полку. Так, один казачий полк из галопа должен быть непосредственно перейти в шаг. Можно себе представить, что это было сделано не особенно мягко, потому что казаки не имеют шпор и ездят на одной уздечке.
Относительно артиллерии у меня остались в памяти отвесно поднятые банники и запряженные лошадьми мортиры. Известно, что на основании опыта, приобретенного под Плевной, русские