Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гезе его сомнения были очевидны.
– Я могу задать тебе вопрос? – наконец спросила эллари и заинтересованно наклонила голову.
– Ну? – высокомерно бросил князь.
– Ты любишь свою жену?
Этот вопрос Влахоса немного озадачил. Он, насколько это позволяло неудобное сиденье, выпрямился и положил ногу на ногу.
– При чём здесь она?
– Любишь?
– Какая ерунда.
– Так любишь или нет? – настаивала Геза, чем вызвала вполне ожидаемую вспышку недовольства.
– Я бросил свой дозор для того, чтобы поговорить с тобой об этом? – бледные щеки князя Ээрдели побагровели. – О моей жене?
– Вопрос простой. Сложно ли ответить?
– Понятно. Стража?! Открой камеру.
К решётке подбежал толстый стражник, которого, судя по помятому виду, выдернули из дремоты, и загремел связкой ключей.
– Ты нам не нужен, – обратилась к всполошённому воплем Влахоса караульному Геза. – Уйди.
Сонный страж вдруг замер, угукнул ведьме и с рабской покорностью юркнул обратно в темноту.
– Хм. Что ж ты ему не скажешь открыть решётку, скажем, ночью, пока все спят? Сбежала бы, – источал нескончаемые запасы ехидства Ловчий, глядя на впечатливший его акт молчаливого повиновения. – Ишь, какой послушный.
– Ни один эллари не встанет на пути того, что должно произойти, – напомнила ему Геза заповедь своего народа. – Сейчас моё место здесь. Но мы будем говорить не об этом.
– Тогда ближе к сути, ведьма. Я здесь уже несколько минут, а ты только и разродилась, что вопросом о моей личной жизни. Но раз уж тебя это интересует, отвечаю: да, я её люблю. Это всё?
– А Данку?
Имя девочки отозвалось в его груди кинжальной болью, Влахос в ту же секунду изменился в лице. Место слетевшей в одно мгновение спеси заняли сначала мрачность и возмущение, потом досада и холодный гнев.
– А она здесь при чём? – раздражённо осведомился Влахос. – Ещё одно из твоих глупых видений?
– Оставь её в покое, – мягко, хотя не без нажима произнесла колдунья. – Не трудись врать, я знаю, ты постоянно ходишь за ней, преследуешь в надежде вымолить прощение. Не стоит.
– А ты ей мать или нянька?
– Скорее друг.
– Хороший друг, – съехидничал князь, – Всезнающая Леди Полудня. Где же ты была, когда её насиловали в Негерде? Нет, не отвечай. «Ни один эллари не встанет на пути того, что должно произойти», я не ошибся? С такими друзьями, как ты, и враги не нужны.
Однако его слова не возымели ожидаемого действия. Вместо попытки опровергнуть обвинения странная женщина лишь сочувственно вздохнула. На спокойном белом лице не дрогнул ни единый мускул.
– То, что с тобой сделала твоя жена, непростительно, но это дитя здесь ни при чём. Не тешь себя пустыми иллюзиями – ни она, ни те другие, с кем ты делил ложе в Гирифоре, не избавят тебя от твоих оков.
– Какие ещё оковы? – усмехнулся Влахос, напустив на себя вид абсолютного неведения, но от ведьмы не ускользнула тусклая тень растерянности, мелькнувшая в его зелёных глазах.
– Оковы Чарны. И ты о них прекрасно знаешь.
Он хмыкнул.
– Ну да, рассказывай.
– Я видела таких, как ты. Ты не можешь есть, не можешь спать, пока тебя с супругой разделяют стены и мили пустоты, а в полночных бдениях ты видишь лишь лик своей хозяйки, преисполненный желаний и тревожных ожиданий.
– Она мне не хозяйка.
– Она чувствует рядом с тобой соперницу.
– Чушь!
– Её путы держат тебя, ты чувствуешь себя псом на цепи. Тяжёлый ошейник трёт твою кожу, душит, но ты не можешь его ни сбросить, ни разорвать, как ни стараешься. Но мысли о скором воссоединении с женой, так же, как и мысли о счастье в объятиях другой, не приносят тебе ни радости, ни облегчения, а внушают лишь всё больший ужас и тоску.
– Я не обязан выслушивать эти бредни.
– О, Влахос, Влахос, – Геза с сожалением покачала головой. – Ты, как и все самоуверенные люди, в наивности своей был убеждён, что не подвластен никаким силам, окружающим тебя, кроме собственной воли. Но ты не хуже меня знаешь, что я не брежу. Ты, дитя отчуждённых земель, верящий в богов не более, чем в старую традицию своего народа. Ты, безбожник, который на своей шкуре испытал силу сверхъестественных влияний.
– Чушь! – Влахос вскочил, будто порываясь сказать ещё какую-нибудь резкость, но замер, остановленный чарующим голосом:
– Твоя судьба и судьба Меланты не должны были сплестись, и где-то глубоко внутри ты об этом знаешь, Ты должен был остаться с той, чей образ уже почти тобой забыт. С той, что стала тенью твоих воспоминаний о беззаботном прошлом. Ты должен был остаться в Гирифоре, никогда не встретить Данку, не предать Осе, но всё изменила прихоть твоей нынешней супруги.
– Ложь, – упрямился Ловчий, яростно сверкнув глазами. – Я её люблю!
– Твоей вины здесь нет, но, к сожалению, люди, подобные тебе, заканчивают плохо, – произнесла Геза, мягко подчёркивая каждое слово. – И, что самое худшее – в надежде избавиться от оков рока они тянут за собой других. Я знаю, что ты чувствуешь к своей жене, князь, как знаю и то, что ты чувствуешь, когда видишь эту девочку, – произнесла Геза будто с жалостью, и её слова в его груди отозвались коробящим стыдом. – Но Chi-ennohar, Влахос. Тебя с твоей женой венчала Чарна. Она наложила на вас самые крепкие и опасные из уз. Не пытайся их разорвать. Теперь твоя судьба – быть с ней.
Не в силах слушать отравляющие душу своей правдивостью речи, Влахос отвернулся.
– Ты думаешь, вот так всё просто, да? – с горечью усмехнулся князь, почувствовав себя в ловушке без возможности укрыться во вранье. – Да что ты знаешь обо мне?
– Я знаю, кто ты, Ээрдели, и ты знаешь. Твоя душа всегда была черна. Единственный ребёнок, надменный наследник трона, ты всегда был полон уверенности в том, что мир тебе обязан. Брал что хотел, кого хотел, творил что вздумается, не считался ни с чьим мнением. Меланта влюбилась в твою внешность, но тебя она не знает.
Бродяга с горечью хмыкнул и обернулся. Зелёные глаза встретились с серыми.
– Что есть, то есть.
– Жестокий, самоуверенный, коварный, лживый… – продолжала Геза, не ведая пощады.
– В моей семье никогда и не было святых.
– Я знаю, как ты получил корону Гирифора, я вижу в твоих глазах всю твою жизнь.
– И что теперь? Со мной всё кончено, раз Чарна пошла на поводу у мелочных желаний моей жены?
– Я не знаю, – ответила Геза, оставшись неподвижной. – Твоя судьба с момента наложения чар закрылась для меня. Но за вмешательство в твою судьбу твоя жена ещё ответит. Такие вещи не проходят без следа. Всё, что можешь сделать ты, – только повиноваться воле рока.
– А если я не повинуюсь? – Ээрдели воззрился на колдунью полными отчаяния глазами. – Не пойду на поводу у магии Чарны. Что будет тогда?
– Тогда за последствия ответит Данка. Кто-то в таких делах всегда в ответе. А тебе она небезразлична.
Влахос уронил голову и горько усмехнулся. Молчали. Не было смысла дальше отпираться и искать убежище в браваде.
– Любовь… – почти неслышно молвил он, глядя на свои руки, будто линии на его ладонях являлись подсказкой в решении стоящей перед ним загадки. – Говоришь, что всё знаешь обо мне? Когда мы с тобой впервые встретились пять лет назад, ты знала, что я вообще на неё способен? Я сам не знал. И ты права, ту, первую, я уже не помню. Не помню не то что имени: лица, запаха, почти ничего. Она для меня как старый сон. И ничего не чувствую, пытаясь вспомнить. Но я помню, что почувствовал в ту ночь, когда меня, как ты говоришь, околдовали. Чувство было, будто меня в собственных покоях настиг убийца. Помню, спал, потом вскочил весь в поту, задыхаясь, не зная, что делать, куда бежать. Сердце вылетало из груди, переполненное тревогой, нет, не тревогой – ужасом, как перед смертью. Не мог места себе найти, выл, маялся. Мне созывали лекарей со всего княжества, а я спать не мог, есть, пить, стал похож на живой