— Ты сам понял, что сказал? — Возмутился купец.

— Никита Петрович, я понимаю, что глупость, но это так. Все работники местные, но мыловаров среди них нет.

— Как же они тогда варят мыло?

— Там ничего не понятно. На варке работают двое, с одним из них мне удалось поговорить. Так вот, по его словам вся варка занимает от силы один час. Они просто растапливают жировую смесь, вливают в него горячий раствор соды и перемешивают полчаса, после чего сливают эту смесь в деревянные ящики и хорошо укрывают. На следующий день ящики разбирают и достают готовое мыло.

— Бред! — Возразил Воронин. — Он рассказывает тебе сказки, а ты и уши развесил.

— Какой смысл ему врать?

— А зачем ему говорить правду? Ты предлагал деньги?

— Конечно, я предложил ему перейти к нам и обещал платить в два раза больше, чем он получает у Казанцевой.

— И он отказался?

— Да. Он сказал, что не умеет варить мыло.

— Я ничего не понимаю. — Воронин в раздражении развел руки. — Ты же сказал, что он варит мыло у Казанцевой?

— Он лишь простой исполнитель, Никита Петрович. Ему дали одно, дали другое, показали, как нагревать, как и сколько времени перемешивать. Он понятия не имеет, что он смешивает и в каких пропорциях, все это готовят другие работники, но дело в том, что и они не знают точный состав смесей. Вместо названий различных составляющих у них стоят номера. Даже, если мы сманим всех работников, мы ничего не добьемся. Они не наладят нам производство, а она спокойно обучит других и продолжит работу.

— Вот теперь, кое-что прояснилось. — Устало вздохнул купец. — И кто же все это придумал?

— Ваш старый знакомый Штейнберг.

— Опять этот немец! — Воскликнул Воронин. — Ты хоть видел, что он там наварил?

— Я купил один кусок для образца. — Бабаков положил мыло на стол. — Продается в трактире Казанцевой, вес четверть фунта, стоит пять копеек.

Воронин взял мыло в руки, долго крутил его, осматривая со всех сторон, нюхал, читал надписи, а затем встал и пошел мыть руки.

— Нам можно закрывать свой завод. — Сказал он, вытирая руки. — Такого мы никогда не сварим.

— Такого даже Москва не делает. — Уточнил Бабаков. — Файн уже отказал московским купцам, у которых раньше закупал мыло и договорился с Казанцевой.

— Интересно, на каких условиях она столковалась с этим Штейнбергом?

— Про это мне ничего неизвестно, точно могу сказать только одно — никаких амурных дел там нет.

— Тогда есть шанс его перекупить.

— Это маловероятно, Штейнберг поглядывает в сторону мадмуазель Шторх, а за Серафимой волочится этот ссыльный капитан Соколов.

— Он вроде уже получил от ворот поворот, еще год назад?

— Было дело, но ведь она до сих пор свободна, почему бы не попробовать еще раз?

— Черт, сегодня несчастливый день, все одно к одному.

— Я бы так не сказал, — ухмыльнулся приказчик, — вы забыли про англичанина.

— А ты его уже видел?

— Не только видел, но и битый час обсуждал с ним наши проблемы.

Следующие полчаса Бабаков пересказывал хозяину свою беседу с Барнсом.

— Про изумруды я что-то слышал? — Вспомнил Воронин. — Вот только в связи с чем, хоть убей, не помню.

— Убийство Протасовых осенью прошлого года. — Услужливо подсказал приказчик. — Но там все так и осталось на уровне слухов.

— Слухов у нас, хоть отбавляй, и про алмазы и про изумруды, вот только в глаза их никто не видел. Нужно поговорить с ювелиром, отправь кого-нибудь к Тимофею Булатову.

Булатов приехал через час.

— Извини, что оторвал от дел, Тимофей, я тебя долго не задержу. Скажи, какие самые дорогие камни добывают на Урале?

— Хотите заняться камушками, Никита Петрович?

— Есть такое желание.

— Должен огорчить вас, ни алмазов, ни рубинов, ни изумрудов на Урале нет, а составить капитал на том, что у нас добывают нереально.

— А если найдут алмазы?

— В этом деле главное не найти, а продать. По закону вроде, как и не возбраняется добывать драгоценные камни, но прежде нужно получить разрешение властей, и вот здесь зарыта та самая собака. Как только вы объявите, что нашли месторождение алмазов, чиновники тут же отберут его в казну. Вспомните, никто из рудознатцев, нашедших золото не получил разрешение на частную разработку. Если вы станете разрабатывать месторождение тайно, то нарушите закон, но главное в том, что у вас возникнут проблемы со сбытом, поскольку продать даже небольшую партию очень сложно и опасно для жизни.

— Я правильно тебя понял, что в Екатеринбурге никто из ювелиров не купит фунт необработанных алмазов?

— У наших ювелиров просто нет таких денег, к тому же, насколько я знаю, никто из них никогда не занимался огранкой алмазов.

— А это так важно?

— Конечно! Ювелир покупает камни, обрабатывает их и продает. Он зарабатывает на разнице, превращая сырье в готовое изделие — алмаз в бриллиант. Здесь все наши огранщики в работе используют наждак, а он алмаз не берет. Алмаз обрабатывается только алмазом, точнее алмазным порошком, а его здесь нет, как нет и специалистов по их огранке. Выходит, заработать можно только на перепродаже алмазов, а это двойной риск — при покупке и при продаже. Овчинка не стоит выделки.

— Спасибо за разъяснения, Тимофей. Так значит, наши камни ничего не стоят?

— В сравнении с алмазами и изумрудами, Никита Петрович, это действительно так. Какова эта разница в реальном выражении не скажу, поскольку не знаю.

— Алмаз дороже изумруда?

— Все зависит от качества самого камня. При одинаковом весе качественные изумруды дороже алмазов.

После ухода Булатова, опять появился Бабакин и занял свое место.

— Что скажешь? — Обратился к нему Воронин.

— Выходит, англичанин не обманул, продавать эти камни в России себе дороже.

— Получается, сделка чистая. Мы зарабатываем на добыче, а он на огранке. Он не может обойтись без нас, а мы без него. Думаю, можно соглашаться.