Хуже того, Мухаммад не оставил завещания. Первые его четыре преемника, они же халифы, – Абу Бакр, Омар, Усман и Али – добились стремительного расширения владений ислама далеко за пределы Западной Аравии, до границ Византии и Персии. В следующие столетия арабская империя неустанно воевала с этими двумя своими великими соседями. Вдобавок убийство четвертого халифа Али, двоюродного брата и зятя Мухаммада, равно как и гибель младшего сына Али, Хусейна, и его соратников в Кербеле (современный Ирак), положило начало кровавому сектантскому расколу в исламе. По одну сторону встали последователи Хусейна, шииты, которые считают наследниками Мухаммада только прямых его потомков, а по другую сторону очутились победители при Кербеле, они же сунниты, не разделяющие эту точку зрения.

Политолог Сэмюел Хантингтон в своей крайне противоречивой работе «Столкновение цивилизаций и переустройство мирового порядка» приводил изрядное количество вооруженных конфликтов между мусульманскими странами, а также перечислял конфликты с немусульманскими соседями; он пришел к выводу, что «границы ислама начертаны кровью и внутри тоже кровь»790. Критики обвиняли Хантингтона в «ориентализме» и указывали на то, что современная воинственность ислама обусловлена господством Запада. Безусловно, западный колониализм играет заметную роль в бедах современного Ближнего Востока, но печально известная цитата Хантингтона вполне применима и к средневековому исламскому миру, который, сотворив интеллектуально развитую, богатую и могущественную цивилизацию, почти не обращал внимания на отсталый и бессильный Запад эпохи «после Рима».

В этом и заключается притягательность апокалиптического ислама. Американские и европейские христиане живут в относительно благополучных, безопасных и геополитически стабильных обществах; более того, их религии доминируют в культурном отношении. Западные христианские апокалиптики тем самым вынуждены выбирать между моральными паниками по поводу приближения «урочного срока» (конца света), торжества секса, наступления социализма и утверждения сатанизма (хотя бы в форме астрологии).

Напротив, ислам пребывал в относительном политическом и экономическом упадке с тех самых пор, как Васко да Гама впервые обогнул мыс Доброй Надежды в 1497 году и начался демонтаж того чрезвычайно прибыльного торгового мироустройства, в котором доминировали мусульмане. Если коротко, для набожного мусульманина признаки приближения «урочного срока» выглядят слишком очевидными и напоминают о длинной цепочке унижений и поражений; он грезит об апокалиптической справедливости. Если вспоминать только события двадцатого столетия, то мы имеем секретное соглашение Сайкса-Пико 1916 года, поделившее мусульманские владения в Аравии между французами и англичанами; основание государства Израиль в 1948 году; захват в 1967 году Западного берега реки Иордан и иерусалимского Старого города со священной Храмовой горой; мирный договор 1979 года между Израилем и Египтом; наконец, Первую войну в Персидском заливе (1990), которая навязала региону военное присутствие Запада, в том числе в Саудовской Аравии, хранительнице святынь ислама. В общем, в сравнении с христианами и иудеями у мусульман куда больше оснований желать Апокалипсиса, который уничтожит существующий мировой порядок. Нынешних мусульманских апокалиптиков и их аудиторию снедают тоска и гнев. Вот мнение, которое разделяют многие: «Словом, евреи продолжают раздавать пощечины, а христиане как будто довольны и попустительствуют своему дальнейшему унижению… Запад-крестоносец ведет себя как распутная девка, которой грубо овладели, но которая получает удовольствие от того, что ее бьют и унижают даже сутенеры, то есть евреи в христианской Европе. Совсем скоро Запад падет в результате еврейского заговора»791.

Как и все поклонники нарративов о последних временах, мусульманские апокалиптики тоскуют по гесиодовой эпохе «золотых людей», в данном случае – саляфов: это первые три поколения мусульман, сподвижники Мухаммада и их потомки, отцы-основатели религии. Поэтому вполне понятно, что сегодняшние мусульманские исследователи и лидеры-апокалиптики черпают из хадисов вдохновение, рассчитывая вернуть исламу его законное место в качестве доминирующей теологической силы. Во многих хадисах рассказывается о сражениях с византийцами, прежде всего о борьбе за Константинополь на протяжении нескольких столетий после смерти Мухаммада (именно тогда были записаны эти изречения). Этим объясняется, к слову, одержимость ИГ крошечным Дабиком на севере Сирии: городок упоминается в одном из самых известных и ценимых апокалиптических хадисов: «Последний час не настанет до тех пор, пока византийцы не нападут на Амак», то есть на Дабик792.

Основная задача знатока хадисов состоит в том, чтобы устанавливать происхождение конкретных изречений, отыскивать устные источники многовековой давности, находить подтверждения слухам, которые, так сказать, поколениями передавались из уст в уста. Двое персидских ученых, Абу аль-Хусейн Муслим и Исмаил аль-Бухари, трудившихся через двести лет после смерти Мухаммада, составили наиболее авторитетный сборник хадисов. Аль-Бухари будто бы приснилось, что он отгоняет мух, роящихся вокруг Мухаммада, и тогда решил посвятить жизнь разоблачению недостоверных хадисов. Всего 1 процент изречений, ему знакомых, выдержал строгую проверку793. Хадисы, собранные Муслимом и аль-Бухари, ныне признаны важнейшей частью исламского наследия; авторитет любого мусульманского священнослужителя, политического или военного лидера, а также ученого в немалой степени зависит от того, насколько хорошо он знаком с этими хадисами.

Излишне говорить, что даже самый «достоверный» хадис неоднократно подвергался передаче из уст в уста; по словам арабиста Уильяма Макканта, «пророчества о конце времен издавна манили фальсификаторов. В междоусобных войнах, раздиравших раннее мусульманское сообщество, каждая сторона пыталась обосновать свою политику, предсказать себе неизбежную победу и предопределить поражение противника. Нет лучшего способа сделать это, чем вложить пророчество в уста Мухаммада… На протяжении столетий такая политика придавала свершениям глубинный смысл, что наверняка подтвердят читатели христианской книги Откровение»794.

Многие исламские нарративы последних времен восходят к недовольству правоверных исходом битвы при Кербеле, победивший в которой клан Омейя основал первую великую мусульманскую династию и правил из Дамаска. Главным персонажем этих нарративов, спасающим правоверных от властителей, которые все больше предавались развращенности и деспотизму, был мусульманский мессия – Махди, или «Праведный человек».

Арабские и персидские противники Омейядов распространяли пророчества о воинах под черными стягами из Хорасана (приблизительно соответствует нынешнему восточному Ирану и Афганистану), которые придут и разгромят Омейядов: «Если узрите черные знамена, движущиеся от Хорасана, то ступайте навстречу немедленно, даже если придется ползти по льду, потому что под ними выступает халиф аль-Махди»795. В 750 году повстанцы под черными стягами свергли Омейядов. Возглавлял мятеж потомок дяди Мухаммада, человек по имени Аббас, от имени которого и получила свое название основанная им династия в Багдаде – династия Аббасидов, что просуществовала полтысячелетия.

Отрывки из хадисов, подобные тем, которые цитировали победители-Аббасиды, как правило, фрагментарны, состоят обыкновенно из одного-двух предложений и крайне редко превышают в длину пару книжных страниц. По словам Дэвида Кука, выдающегося американского исследователя мусульманской апокалиптической литературы, «у мусульманских традиций нет четко выраженного контекста, за исключением искусственно созданного в рамках ученой деятельности (по сути, это результаты попыток ученых расположить исторический материал в