Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это невозможно, — прошептала я, ощущая, как в горле стягивается узел. — Я не… не смогу. Я… просто не готова к этому!
Скульд сверкнув глазами, посмотрела на меня. В её взгляде не было ни капли сочувствия.
— Это твоё предназначение, — отчеканила она, будто выносила приговор. — Ребёнок снимет проклятие, и только так можно спасти их всех. Выбирай.
— А у меня есть выбор? — спросила я с горечью.
— Да. Смерть.
Её слова обожгли меня ледяным холодом. Я вся сжалась, и в уголках глаз защипало от подступивших слёз.
— Ты уже умираешь, дитя, — тихо произнесла Урд, её голос был мягким, почти ласковым, но в глазах застыла печаль, будто она тоже чувствовала тяжесть этого решения.
Мне хотелось что-то ответить, возразить, хотя бы произнести хоть слово, но они застряли в горле, сжавшись в комок.
Смирись. Это слово заставило меня сжать кулаки — не от злости, а от бессилия. Смириться? Но как можно принять то, к чему ты совершенно не готова?
Вот ведь не зря переживала насчёт зачатия, как чувствовала! Рагн… гад!
Медленно и неуверенно, словно пытаясь унять вихрь внутри, я положила руки на ещё плоский живот, неосознанно поглаживая его пальцами. Не знаю, почему — просто так захотелось, будто это простое движение давало немного успокоиться.
Внезапно, словно по внутреннему зову, перед глазами вспыхнули образы тех, кто стал мне по-настоящему дорог. Каждый из них — по-своему, по-особенному — принял меня, словно я действительно была одной из них. Они подарили мне своё общество, свою дружбу, доверие…
И тут что-то щёлкнуло внутри, как пружина, вставшая на своё место.
Доверие. Это слово отозвалось в душе эхом, сжимая сердце. Рагнард… Он ведь ждёт меня, переживает.
Я должна вернуться. Просто вернусь, а там будь, что будет. Умирать я пока не планирую, а ребёнок… Что-нибудь придумаю.
— Я хочу вернуться, — твёрдо произнесла я, встретив взгляд сестёр.
Я заметила лёгкие, едва насмешливые улыбки на лицах двух сестёр, словно мои слова их ничуть не удивили.
Тем временем Верданди, сорвав цветок с древа, мягко подлетела ко мне и опустилась на землю, оказавшись совсем близко. Её глаза, глубокие и холодные, сияли так ярко, что у меня невольно пробежал холодок по спине. Они были похожи на звёзды в зимнюю ночь, а от её взгляда стало тревожно, даже немного страшно. Что она задумала?
Я опустила взгляд на цветок в её руках. Вблизи он сиял ещё ярче, будто сотканный из чистого света, его лепестки переливались и мерцали, словно маленькие огоньки. Казалось, этот свет был живым, пульсирующим, — то затухал, то вспыхивал сильнее, как будто сам цветок… дышал.
Верданди молча протянула руку и прижала цветок к моей груди. Тёплая вспышка пронзила меня, словно огонь пробежал по венам, и я едва удержалась на ногах. Из лёгких вырвался резкий, непроизвольный выдох.
— Что ты дел…!
Я не успела договорить — её рука с неумолимой силой вжала цветок в мою грудь ещё сильнее, и в тот же миг всё моё тело будто вспыхнуло изнутри. Боли не было, только обжигающее тепло, которое разливалось волной, заполняя меня до самых кончиков пальцев. Ноги начали подкашиваться, и мир вокруг закружился: перед глазами заплясали тени и яркие цвета, в захватывающем, глубоком танце, в котором не было начала и конца.
— Это наш подарок, — тихо проговорила светловолосая, её глаза смотрели прямо в мои, сияя новой силой. — Сейчас ты всё сама увидишь.
Я медленно опустила взгляд. Лепестки цветка один за другим мерцали, растворяясь в моём теле. Если бы не это странное спокойствие, я уверена, что это могло бы меня напугать. Последний лепесток вспыхнул особенно ярко, и в тот же момент, вместе с ним, угасло и моё сознание. Всё вокруг поглотила тьма, мягко и безжалостно, унося меня в пустоту.
Глава 25
Рагнард
Ночь была густой, как воронье крыло, и нестерпимо длинной. Казалось, слова, вылетевшие за последние часы, образовали в воздухе удушливую пелену. Старейшины без устали твердили свое, уверенные, что их возраст дает им право указывать мне, как жить. Смешно. Мудрость приходит не только с годами, но и с битвами, а я прожил больше жизней, чем любой из них, и видел, как за одну ошибку люди лишались и жизни, и чести.
Дом встретил меня не успокаивающей тишиной, но настороженным безмолвием, которое заставило мою руку инстинктивно лечь на рукоять меча. Я толкнул тяжелую дубовую дверь, и шорох завихрившегося за спиной снега прозвучал, как предвестие беды. Из полумрака вынырнул Бьорн. Он двигался резко, как зверь, попавший в капкан. Лицо его побледнело, словно кровь оставила его тело, а глаза горели беспокойным, почти диким огнем. Увидев меня, он застыл на месте, будто его приковала сама сила моего взгляда.
— Что случилось? — рыкнул я. Грудь сдавило предчувствием беды.
Бьорн нервно вытер руки о тунику, глядя на меня, как мальчишка, которого поймали за воровством.
— Ярл… — голос его едва не дрогнул, и это заставило меня напрячься сильнее. — На Эллу… напали. Она жива, но…
Мое сердце замерло, пропустив удар, и все остальное в этот момент перестало существовать. Я больше не слышал слов Бьорна, да и не хотел. Одним движением я оттолкнул его в сторону, и бросился вверх по лестнице. С каждой секундой шум наверху становился громче — отрывистые голоса, хаотичный топот ног.
Она под моей защитой. Кто посмел?!
Гнев обрушился на меня, как шторм, чистый и всепоглощающий. Грудь обожгло яростью, такой сильной, что казалось, она могла разорвать меня изнутри. Я уничтожу. Тот, кто посмел, больше не увидит утро.
Я ворвался в комнату, и мир застыл. Воздух здесь был густым, пропитанным болью, страхом и чем-то еще — терпким запахом трав и вереска, смешанные с металлическим запахом крови. Этот запах я узнаю везде.
Страх мгновенно сковал грудь, лишая меня дыхания. В центре комнаты, на смятых пропитанных кровью простынях, лежала Элла. Безжизненная, бледная, словно её душу вытянула из тела сама Хель. Кровь залила простыни и всё вокруг, превратив их в багровое море. Каждый вдох казался пыткой: я слышал, как звенит тишина между ударами сердца.
Я хотел броситься к ней, схватить за руку, найти хоть тень тепла в её пальцах, ощутить, что она ещё здесь, что не ушла в тот мир, куда мне не дотянуться. Но ноги