Никто ее не спасет, она это поняла полностью и окончательно. Можешь лежать, пока тебя насилуют, и ждать спасителя, который не появится. Можешь сопротивляться, пока этот человек тебя не убьет.

Ариэль извернулась, отдернулась прочь. Он снова рванул ее за волосы и продолжал вдвигаться. Она еще раз вывернулась, услышала слова: «Ах ты, сука!» — и снова он ударил ее, презрительно, наотмашь, тыльной стороной ладони, справа над ухом. В мозгу загудели низкие частоты. Слезы горячо подступили к глазам, хлынули на щеки, но когда он в третий раз попытался вдвинуть, она резко выгнулась назад, изо всех сил ударив затылком, попала во что-то твердое — ключица, плечо, подбородок, — и вдруг его тяжесть свалилась с нее.

Ариэль дернулась вперед, на коленях поползла по грязному кафелю.

— Ах ты, мандюшка, — сказал он из темноты. — Ну, я тебя!

Послышался скрип его кроссовок, она обернулась, опершись на связанные руки и ахнув от резкой боли в них. Ударила обеими ногами на звук.

Правая попала во что-то твердое. Голень? Колено?

— Блин! — приглушенно выругался он отболи. — Все, абзац тебе.

Она узнала голос, но теперь это было горловое рычание, сочившееся злобой и ненавистью. Голос тысяч разных песен стилей хорроркор и детрэп. Ариэль снова ударила ногами, но ни во что не попала. Он заходил сбоку, ей показалось, что она видит его размытое движение. Поползла назад и стукнулась головой о какую-то металлическую трубу. Значит, под раковиной. Лодыжку царапнула чужая туфля — Ариэль ударила туда и промахнулась. Стала снова сгибать ногу для удара, но ее поймали чужие пальцы. Он выдернул девушку из этой ненадежной гавани и потянул по полу, и она ударила другой ногой, размахнувшись широко и сильно, первый раз промахнулась, но попыталась ударить второй раз каблуком, на этот раз попала в кость. Он зашипел, но держал крепко. Он вдвинул ботинок ей в пах и стал толкать, выкручивая ногу, как будто хотел оторвать ту часть тела, что интересовала его, и унести домой, в теткин подвал.

Кто-то подошел к двери, задергал ручку.

— Ариэль! — Голос Берк. — Мы начинаем, давай!

Нападавший ее отпустил.

— Ариэль? — Ручка вертелась туда-сюда. — Ты как там?

Ариэль встала на колени лицом к двери. Попыталась крикнуть изо всех сил — получился задушенный стон, и тут он навалился на нее сверху, обхватив локтем горло, уткнувшись лицом в ее волосы. Он прерывисто дышал ей в ухо, и давление руки на горло нарастало.

В голове Ариэль стало расти давление, глаза выталкивались из орбит. Локоть готов был раздавить гортань.

Ручка двери стукнула еще раз, туда-сюда.

И Берк ушла.

В коридоре, отойдя от двери, она была готова идти искать Джона. Ариэль, наверное, стало плохо, и что же теперь делать?

Но тут она увидела штатив видеокамеры, прислоненный к стене рядом с дверью. Довольно грустное зрелище: одна нога замотана липкой лентой. На полу рядом с треножником черный футляр камеры. Берк его расстегнула — камера на месте. Хорошая камера, на боку написано про десять и шесть десятых мегапикселей. Кто мог оставить такое валяться на полу? С экспонометром, с аккумуляторами, сменными объективами, фильтрами, приспособлениями — прямо кради не хочу.

Она знала, что техники на эту штуку молятся и всюду ее используют, но за каким хреном с собой таскать четыре рулона?

За дверью туалета, за запертой дверью, он душил Ариэль насмерть.

Она пыталась сопротивляться. Выворачиваться, выгибать спину, стряхнуть его, бить назад затылком. Но он делал что хотел, дышал ей в ухо, убивая ее, а свободной рукой себя обрабатывал быстро-быстро-быстро и стал издавать звуки, которые издают мужчины, принимая обладание за любовь, а порнографию за секс, высокое пронзительное мычание и объявление на весь мир: «Ага, ага, сейчас, сейчас кончу, ох как сейчас…»

Дверь сорвало с петель.

Плечом вперед влетела Берк.

Ворвавшийся свет упал на выпученные глаза диджея «Поговорим». С губ капала слюна, торчали шипы волос, скрепленные лаком. Одет он был в темно-коричневую рубаху с капюшоном, она сбилась на торсе, а капюшон был спущен на плечи. Кольца он сегодня оставил дома, потому что решил одеться попроще.

Берк увидела рот Ариэль, замотанный липкой лентой, увидела ужас в ее глазах, локоть этого типа, душивший ей горло. Кровь, текущую из обеих ноздрей Ариэль, испоганившую ее красивую голубую блузку с пышными рукавами, которую сама Берк не надела бы ни за что.

Берк подумала, что его надо будет убить. И была готова.

Он затрясся, пришел в себя, понял, что происходит, и отпустил Ариэль. Оттолкнув ее в сторону, он прыгнул вперед — тощей пантерой, рвущейся на свободу. Штаны у него были расстегнуты. Берк не успела решить, звать ли на помощь, как диджей «Поговорим» налетел на нее, занося кулак для удара, но Берк увидела его приближение и одной рукой поставила блок, а другой нанесла прямой в этот дурацкий нос картошкой.

Вложив в него все, что в ней было, — а было до хрена.

Кровь хлынула, будто трубу сорвало, но его это не остановило. Он яростно и отчаянно продолжал нападать, хватая Берк за волосы, пытаясь выцарапать глаза.

«Как девчонка дерется», — подумала Берк, с силой ударяя коленом в пах.

Может, ему и было больно, и он пронзительно взвизгнул, но его гнали взвинченные адреналином нервы, и раздавленные всмятку яйца его не остановили. Лицо у него стало бледным как смерть, но он рвался наружу. Продрался мимо Берк, вылетел в дверь, сбросил куртку, потому что Берк успела вцепиться в капюшон, и в болтающейся белой футболке, заляпанной сегодняшним ужином в «Хангри мэн», захромал налево, но там оказались люди, прошедшие за кулисы по пропускам от «Twenty Million Miles to Earth», они стояли на дороге и таращились на него, а Берк вслед кричала:

— Держите его, держите!

И диджей «Поговорим» свернул направо, попытался проскочить мимо тележки, которая чуть его не опрокинула и как следует тяпнула за ногу. Пролетел мимо еще двоих рабочих сцены, ища себе дорогу, и тут вдруг из двери впереди вышел этот хмырь из Детройта.

— Джон, держи его! — крикнула Берк, вцепившаяся в пустую темно-коричневую куртку.

Что Детройт всегда бьет Филли — утверждение слишком общее. Может, не всегда оно так.

Но сейчас вполне оправдалось.

Кочевник успел нанести три прямых, пока диджей понял, что его лупят. Это не были обычные тычки, как в драке в баре или на парковке. В них был некоторый подтекст, определенная сила, и они очень ясно объяснили диджею, что он на верном пути в больницу. Еще тройка ударов — раз-раз-раз! — и диджей лишился речи и передних зубов.

Кочевник еще раз ударил в горло — не так сильно, как когда-то Квинса Мэсси перед «Олив-гарден», но так, чтобы запомнилось.

Диджей рухнул на колени. Лицо у него было не столько лицом, сколько хорошим образцом абстрактной живописи. Кочевник стоял и смотрел сверху на этот «Этюд в багровых тонах с носом на лбу». Из дверей выглянул Терри, вытаращив глаза за очками, и решил оставаться там, где был, — от греха подальше.