– Придурком можно быть в любом возрасте, – философски заметил я. – Извини. Видимо, я, реально, переработал, вот и несу всякую чушь. Простишь?

– Куда денусь? – пожала плечами сестрица. – И все же, что произошло? Я нашла тебя на полу. Ты все повторял что-то про шиповник, кровь… Еще вроде о каких-то документах пекся. То ли их надо было подписать, то ли переписать, что-то такое. Какие документы?

– Никакие. Наверное, приснилась какая-то муть, – поспешно поднялся я с места. – А ты сама кофе не хочешь? Давай, я сейчас быстренько сделаю.

Но от Алисы так просто было не отделаться. Она точно знала, на каком боку ее брат засыпает, в какой позе спит, и уж точно не купилась на мою ложь о кошмарах. Я никогда не разговаривал во сне и уж, тем более, не имел привычки засыпать прямо на полу.

– Рома, – Алиса схватила меня за рукав, разворачивая к себе лицом, – перестань врать. Это было как тогда? Кого ты увидел на сей раз?

– Моего работодателя. Того, кто заказал у меня картины. Если он откроет свой новый магазин в центре, его изобьют в подворотне и у него произойдет сердечный приступ. Я видел это также четко, как тебя. Но не так, как в прошлый раз, а будто со стороны. Как если бы стоял с ним рядом.

– И давно ты видишь подобное? Я имею в виду…

– С того дня – ни разу!

Это было уже ближе к истине, но истинной не являлось. Последние полгода со мной творилось что-то странное. Иногда, всего на долю секунды, я выпадал из реальности. Или же она пропадала, заменяясь статичной сценой, будто мне под нос совали фотографию. Сначала «снимки» были нечеткими, черно-белыми, но все чаще попадались цветные.

Один мой друг, например, утверждал, что придумывал сюжеты для своих пьес в ванной. Стоило ему пустить воду, чтобы умыться, и новая задумка рождалась сама собой. Не особенно верилось в такое волшебство, ибо, следуя логике приятеля, в год он должен был писать не менее семисот тридцати рассказов, а выходило от силы – полдюжины в год. Но некое рациональное зерно в его росказнях было. Если можно выработать рефлекс на выделение слюны или желудочного сока, то почему бы видениям не возникать всегда при схожих условиях? Я попытался мысленно связать их появление с какими-либо предшествующими событиями, но ничего общего не нашел. «Фотографии» чужой жизни настигали меня и посреди улицы, и дома, и утром, и вечером. Когда я завтракал или болтал по телефону, когда размешивал краски…

– Что? – озарение настигло меня, как летящий дротик – бычий глаз. Я мысленно выписал себе положенные пятьдесят очков, а вслух произнес:

– Желтый. Видения приходят, когда я вижу что-то насыщенно-желтое.

– О чем ты? – подскочила с диванчика Алиса, но я уже не слушал ее.

Незаконченная картина изобиловала янтарем и медью, медом и апельсиновой кожурой. Под бледно-рыжим солнцем шуршала тяжелыми колосьями пшеница. Или рожь, я не слишком их отличал. Свет струился сплошным потоком, а благодаря моей маленькой хитрости, казалось, его излучает само полотно.

По затылку полоснуло чем-то острым, боль разлилась от него по всей голове, превращаясь в уже знакомый мне давящий обруч. В лицо ткнули факелом, комната поплыла перед глазами. Краем глаза я успел заметить белоснежный венчик шиповника и повалился на задницу. Алиса не успела меня поймать, и я больно ударился копчиком, зато в себя пришел. Теория была подтверждена.

– Убери… – простонал я. – Убери эту картину. И все желтые краски и карандаши. Я больше не могу ими рисовать. Я больше не могу рисовать вообще…

Нет, ничего Валентин не перепутал. Конечно, звездой интернета сорока двухлетняя подруга Рябина не была, но после долгих и тщательных поисков Людмиле удалось накопать про нее кое-какую информацию. На официальной страничке «ДиректСтроя» под маленьким портретом в кружке стояли инициалы и фамилия Шаталовой с подписью «директор отдела по связям с общественностью». Снимок был старым, на нем у женщины была короткая прическа, но не узнать Тоню было просто невозможно.

Людмила и сама не знала, зачем с одержимостью таксы, охотящейся за лисой, раз за разом набирает в компьютере одно и то же имя. Зачем в понедельник поехала в главный офис строительной фирмы и почти полчаса толкалась у входа, не то надеясь, не то опасаясь, что оттуда выйдет… кто? Сама Шаталова, ее муж? У Людмилы не было ни плана, ни какой-то четкой цели. Но думать о ком-то, кроме этой дамочки она уже не могла.

К середине декабря Часовчук извелась до состояния готовности попросить Даниила о встрече с его любовницей. О том, что с самим парнишкой разговаривать бесполезно, учительница убедилась давно. Стоило ей однажды спросить: «А как твои родители относятся к Тоне?», – как в ответ получила: «Нормально», – произнесенное таким тоном, что все сомнения отпали сами собой.

– Нормально они относятся, – повторил Даня.

Они как раз спускались по школьным ступенькам. Людмила поправила свой желтый шарф, не зная, как сгладить допущенный промах. Зря она все затеяла. Зря вообще рот открыла. Он же четко дал понять – эта тема запрещена раз и навсегда. И все же еще один вопрос учительница задать осмелилась, стараясь при этом придать своему голосу максимальную беспечность:

– Ты сегодня с ней поедешь?

– Нет, – зато бурчание подростка ничуть не сделалось дружелюбнее.

– О, – только и смогла выдать Людмила. – Жаль. Я хотела с ней поговорить.

– О чем это? – окрысился парень.

– Да так… Во-первых, извиниться за прошлый раз. Во-вторых… Да, в конце концов, о чем могут говорить женщины? Да о чем угодно! А ты подумал, я снова жаловаться начну, что мой ученик ничего на уроках не делает? – подковырнула Людмила. Рябин многозначительно крякнул, но промолчал.

Они пересекли школьный двор, и вышли на дорогу. Обычно в этом месте женщина поворачивала налево, в проулок. Но сегодня ей надо было заскочить в магазин, поэтому женщина двинулась прямо. И не сразу поняла, что Даниил идет следом.

– А ты чего?

– Как чего, домой иду, – втыкая на ходу в уши один наушник, отозвался паренек. – Я же живу недалеко. Странно, что вы не знали… Вы же у нас все про всех знаете.

Людмила пропустила колкость, но шаг прибавила. Пусть ерничает, сколько хочет. И встречается, с кем хочет. В чем-то Валентин прав: пора, наконец, Людмиле встряхнуться, направить свои мысли в другое русло. Например, подумать о предстоящих праздниках. Время движется к тридцать первому, а у нее даже приблизительного списка покупок нет. Если сейчас не поторопиться, потом цены взлетят так, что ничего уже не достанешь. Жаль, что встречать новый год все же придется в одиночестве: Лера вчера звонила с неутешительными новостями. Как вариант, можно поехать к родителям, но нет… Это выше ее сил – целый вечер выслушивать нотации на тему «скоро четвертый десяток пойдет, а ты не замужем».

Интересно, чтобы сказала ее мать, расскажи Люда о Шаталовой с Даниилом? Ее бы, наверняка, удар бы хватил. А отец бы обязательно развил тему, заметив, что это все влияние развращенного запада, и что в СССР о таком разврате и не слышали. Так что надо в срочном порядке возвращать железный занавес, иначе скоро нормальных людей не останется – одни извращенцы.