– Тесс?

– У меня грудь ненастоящая!

– Я знаю.

Она поворачивается ко мне:

– Ты знал, что у меня был рак груди?

Ты пишешь мемуары, и тебе всего тридцать четыре года!

– Ночью… – я запнулся. – Почувствовал шрамы… и, зная твою историю…

Райская комната превратилась в кабинет врача. Я пытаюсь взять ее за руку, но она отдергивает ее. Потом, глядя мне прямо в глаза, она отпускает простыню.

В тонких лучах солнечного света я вижу, что в местах разрезов кожа имеет более розовый оттенок и более гладкая. Если и есть какие-то правильные слова в такой ситуации, я их не знаю. Мне хочется уверить ее, что для меня это ничего не меняет, но она может подумать, что это не так, раз я об этом говорю. Поэтому я просто смотрю на нее.

– Они похожи на настоящие, да? – наконец спрашивает она. – Под одеждой?

– Да.

– Они намного меньше, чем те, что были у меня на самом деле. Я всегда была большегрудой и широкоплечей, если честно. Как говорится, фигура пловчихи. Понимаешь?

Я киваю.

– Ты не против, что я люблю тебя? – спрашиваю я.

Немного поразмыслив, она отвечает:

– Пожалуй, нет.

Она улыбается и вновь опускается на подушки, в ее глазах я вижу приглашение.

Я ложусь на кровать рядом с ней, опершись на локоть.

– Люблю тебя, Тесс. – Я глажу ее лицо. – Никогда не говорил этого ни одной женщине и не знал, что это значит.

– Я тоже люблю тебя, Гус. И я говорила это двум мужчинам в своей жизни и знала, что это значит, но это было до вчерашнего дня… до того, как я нашла тебя.

Я быстро целую ее.

– Правда, смешно, – говорит она, – что люди изобрели тысячи слов, целые словари, и не смогли придумать ничего другого, кроме этих трех коротких слов, чтобы выразить свое единственное и страстное чувство в жизни?

– Единственное и страстное чувство – это вообще-то не короткие слова.

Она наклоняется ко мне, раскрыв руки, и мы страстно и долго целуемся, словно наши сердца встретились и дали друг другу обещание. Я держу ее крепко, стараясь прижать ее так, чтобы она стала частью меня, и мы снова занимаемся любовью. Бесшумно – мимо нашей двери проходят люди на завтрак, – говоря друг с другом без слов, глядя друг другу в глаза, прикасаясь друг к другу с невыразимой нежностью. Мне нравится чувствовать каждый миллиметр ее длинного стройного тела, прижатого ко мне. Мне нравится, что перед оргазмом она смеется от счастья. Мне нравится, что мы сливаемся в обоюдном удовлетворении и счастье.

Мы оба замираем, когда слышим приближение цокающих каблуков.

Потом кто-то стучит в дверь. Мы, слившись в единое целое, перестаем дышать.

– Синьорина Костелло? – строго спрашивает голос Лукреции.

– Да? – виновато отзывается Тесс.

– Вы не знаете, где мистер Гусь? Его машина заблокировала наш минибус.

Ни один из нас не может ответить, потому что мы давимся от смеха, заткнув рты простыней.

ТЕСС

В мире есть только одно место, куда стоит поехать в тот день, когда вы влюбились. Это – Пиза.

Мы приближаемся к городу через длинный ряд сувенирных лотков, как в любом другом туристическом месте. Перед нами высокая укрепленная стена, поэтому мы ничего не видим, пока не заходим в арку. Но потом перед нами открывается волшебный мираж из белого мрамора, возвышающийся на зеленой траве на фоне синего неба. Я думала, что тут только башня, потому что в основном фотографируют только ее. Но здесь еще и собор, и баптистерий, и галерея – целая площадь восхитительных строений. Цвета такие яркие, как в компьютере. И когда думаешь о людях, которые все это построили много веков назад, до того как появились электричество и краны, захватывает дух. Наверное, поэтому это место и назвали Campo dei Miracoli – Поле чудес.

Падающая башня будто выглядывает из-за собора. Говорят, что, когда ее построили, она считалась таким ужасным архитектурным провалом, что никто не хотел сознаваться в ее авторстве. Так что имя человека, сотворившего это чудо света, привлекающее миллионы людей каждый год, так и осталось неизвестным.

– Давай сделаем фото с башней!

Я стою, вытянув руку, а Гус настраивает кадр. Я уже было послала фотографию Долл, но Гус говорит:

– Давай сфотографируем толпу людей с другой стороны, где не видно башни, а она пусть догадается, где мы?

Классная идея. И она не пишет в ответ, так что, видимо, думает.

Мы садимся на траву, как сотни других туристов, несмотря на запрещающие знаки.

Белая бабочка перепархивает с одной травинки на другую. Я хочу сфотографировать ее – белую бабочку в зеленой траве на фоне синего неба, но она не задерживается на одном месте надолго, и я не успеваю.

К нам подходит пара туристов, они просят снять их на фоне собора. Мрамор белый и ажурный, словно свадебное платье, и ярусы похожи на украшенный праздничный торт. На верхушке – золотая статуя Девы Марии с Иисусом на руках.

Пара улыбается, благодарит, и я возвращаю им камеру.

– Как думаешь, люди здесь женятся? – спрашиваю я, поднимая руку Гуса, чтобы сделать селфи на фоне собора.

Я говорю это без всякой задней мысли.

– Ты согласна? – спрашивает он.

Мы смотрим на снимок. Получилось хорошо – собор в центре кадра, даже золотая статуя попала в кадр, но у нас видны только головы.

Так что мы делаем еще один снимок, и я собираюсь его отправить Долл, когда Гус говорит:

– Тесс, ты слышала, что я сейчас сказал?

Я делаю вид, что сосредоточена на сообщении. Он осторожно забирает у меня телефон.

– Ты выйдешь за меня замуж? – говорит он.

– Я не могу!

– Хочешь, я встану на колено?

– Пожалуйста, не надо! Мне нравится, что ты высокий!

Мысль о том, что этот момент будет запечатлен на снимках посторонних людей, меня ужасает.

– Мы знакомы всего два дня…

– Нет, Тесс, – серьезно говорит он. – Мы познакомились, когда нам было по восемнадцать лет, и нелепая случайность развела нас в разные стороны. Понимаю, что это звучит сентиментально, но по-другому не могу сказать. Я знаю, что последние двадцать четыре часа нашей жизни прошли так, как мы должны жить всегда. Я никогда ни в чем не был уверен, Тесс, но в этом – да, уверен.

Я пытаюсь сосредоточиться на белом и синем, но не могу – слезы застилают глаза. Но когда я говорю, голос не подводит меня, потому что я не собираюсь врать или жалеть себя, потому что сегодня – лучший день моей жизни.

– Дело в том, – начинаю я, – что им удалось справиться с моим раком груди. Но в последнее время я несколько раз теряла сознание, и врачи хотят обследовать мой мозг на предмет вторичной опухоли. И поэтому я здесь, в Италии, потому что, когда я вернусь, мне предстоит через все это пройти. И поверь мне, тебе не захочется быть рядом во время химиотерапии, тем более что велик риск того, что я соскочу с катушек и потом умру.