гарантировать, что у тебя будет шанс. Пожалуйста, Гарри.

Гарри остается невозмутимым.

— До сих пор я не нуждался ни в каких уроках. Я прекрасно уходил от опасности сам. Итак, еще раз, директор: спасибо, но нет.

Директор устало вздыхает.

— Я боялся этого, — тихо говорит он. Вслух он говорит — Тогда у меня нет другого выбора. Мне придется заставить тебя делать то, что лучше для тебя. Гарри, если ты не подчинишься и не придешь ко мне в кабинет в субботу в пять вечера, мне придется вызвать авроров, чтобы они осмотрели твой браслет. Если я не ошибаюсь, ты использовал Темную магию, чтобы защитить его, не так ли? — он смотрит поверх своих очков-полумесяцев, чтобы затем подмигнуть Гарри. Шантаж. Простой, скучный шантаж. Гарри не может в это поверить. — Ты должен знать, что Министерство крайне нетерпимо к Темной Магии, особенно учитывая возвышение Волдеморта.

Гарри едва сдерживает фырканье. Да правильно. То же самое министерство, которое позволяло своим аврорам использовать Непростительные проклятия, редкую Темную магию, которая на самом деле может вызвать зависимость и причинять вред заклинателю, то самое министерство, которое позволяет своему представителю мучить детей, нетерпимо к темной магии? О, как Гарри ненавидит этот вопиющий фаворитизм одной группы над другой в волшебном мире и эти лицемерные правила, которые делают одну сторону абсолютно правой, а другую абсолютно неправильной!

Гарри очень неохотно соглашается на уроки.

***

Немного поколебавшись, Гарри остается позади защиты. Хотя он намного лучше ладит с профессором Снейпом, остается верным, что профессор строг и не любит детей, идиотизм и особенно глупые вопросы. Но после отпора профессора Слизнорта его любопытство продолжало мешать ему спокойно жить, и Гарри нужно узнать ответ, так что другого выхода у него нет.

— Что, Поттер? — усмехается профессор.

— У меня вопрос о зельях, профессор. Профессор Слизнорт не смог на него ответить, — отвечает Гарри, умалчивая о том, что учитель даже не пытался этого сделать, слишком занятый сравнением его с Томом Реддлом.

Профессор Снейп тяжело вздыхает.

— Тогда продолжайте.

— В Кристаллизующем Зелье нужно добавить четыре листа мяты, разрезанных пополам. Но недавно я нашел книгу, в которой было написано, что три листа, разрезанные в общей сложности на семь частей, сработают лучше, и я не могу понять, почему.

Гарри с тревогой видит, что этот профессор тоже бледнеет от вопроса. По крайней мере, профессор Снейп недостаточно взрослый, чтобы учить Тома Реддла, учитывая, что он такого же возраста, как и родители Гарри, в школьные годы которых началась Война Волшебников, так что ему, вероятно, не придется переживать еще одно сравнение и волноваться.

— Где вы нашли мою книгу, Поттер? — спрашивает профессор.

— Вашу книгу?

— Я бы хотел, чтобы вернули мне её, Поттер. Немедленно.

Под устрашающим взглядом профессора Гарри выуживает её из сундука. При её появлении профессор морщится. Гарри делает вид, что не видит этого. Он передает книгу.

— Так вы Принц-полукровка, профессор?

Подозрительно, он отрывается от чтения старых страниц.

— И если бы это было так?

— О, это фантастика, сэр! Я также не понял, почему масса Огненной Саламандры должна быть округлена в меньшую сторону, а не в большую, в…

— И ты думаешь, я просто позволю тебе ковыряться в моих мозгах, сопляк? — в отличие от резких слов, улыбка на губах профессора Снейпа кривая, тон смиренный, но спокойный, почти… ностальгический?

Сразу же Гарри извиняется.

— Я так увлёкся, сэр!

Профессор отмахивается от него.

— Все нормально. Ты удивительно похож на свою мать.

У Гарри много вопросов, но он не решается их задать. Профессор видит это и глубоко вздыхает.

— Когда тебе любопытно, ты выглядишь так же, как она. Пошли, Поттер. У тебя больше нет занятий сегодня, не так ли? Этот разговор лучше всего провести наедине.

Гарри следует за профессором по лабиринту коридоров. Он, конечно, знает их все, исследовав каждый дюйм замка на первом курсе, но с тех пор он никогда здесь не был. Позже он узнал, что здесь находятся комнаты профессоров, и после этого избегал этого места. Итак, его привели в маленькую комнату, в которой стояли столик и стулья.

— Эта комната, — объясняет профессор Снейп, вероятно, заметив, как Гарри с любопытством оглядывается по сторонам, — предназначена для частных встреч между учителями, учениками и их опекунами. Она используется не так часто, как следовало бы, поэтому нас никто не побеспокоит.

Оба они садятся. Профессор впадает в глубокое молчание, поглаживая пальцами корешок учебника. Спустя долгое время он расстегивает запонки на левом рукаве, приподнимает ткань и обнажает изношенный браслет, сплетенный из разноцветных нитей, потускневших от времени.

— Это моя первая метка души, — задумчиво говорит профессор, его мысли уходят в прошлое. Как и с книгой, теперь его пальцы скользят по браслету. После еще одного долгого молчания профессор Снейп развязывает узлы, скрепляющие браслет, и открывает метку: «Почему ты плачешь?»

— Мне было шесть лет, и я только что поссорился с мамой. Она была чистокровной ведьмой, но вышла замуж за маггла и была изгнана из Семьи Принц. — он кивает на книгу или, может быть, на прозвище, которое вписал в нее. — И эта девушка подошла ко мне. Рыжие, как огонь волосы, зеленые, как листья, глаза. Она была похожа на осень, и у нее был такой же темперамент — в одну секунду она спокойна, в другую — уже злится, как зимний ветер. Она была красивой, — пауза — Эта девушка подошла ко мне и спросила, почему я плачу? И так мы начали общаться. Она спросила меня, почему я ношу браслет на левом запястье, и я узнал, что она магглорожденная ведьма. Тогда еще проводились вводные занятия по Волшебной культуре и Родственным душам для первокурсников, и я не знал, как ей это объяснить, поэтому решил показать свою метку только после этих занятий. Мы были одного возраста, и мы пошли в Хогвартс в одно и то же время, так что я точно знал, когда она узнает достаточно, чтобы понять, о чём я говорю ей. Но потом меня распределили на Слизерин, а она пошла на Гриффиндор. Разногласия между Домами в то время были чуть ли не хуже тогда, на пороге войны, поэтому мы столкнулись с большим давлением, но мы не перестали быть друзьями. Тем не менее, я не осмелился сказать ей, что я ее родственная душа. Я так долго молчал, что решил подождать еще немного, чтобы собраться с духом и сказать ей, когда ситуация будет подходящая, и она не будет подвергаться издевательствам из-за родственной души со Слизерина. А потом начал появляться этот