Стратегически это была крупнейшая победа римлян с самого начала войны.

* * *

В 210 г. до н. э., когда одним из консулов стал Марк Валерий Левин, кампанцы упросили его принять в сенате делегацию с просьбой облегчить их участь и с жалобами на жестокое обращение Фульвия Флакка. Их дело слушалось сразу после того, как было закончено разбирательство по поводу действий Марцелла на Сицилии. Отрицать вину, за которую они понесли наказание, жители Капуи не могли, но считали, что и так уже достаточно претерпели. Теперь они просили вернуть свободу себе, их семьям и хотя бы часть захваченного имущества (Ливий, XXVI, 33, 1–3).

После того как народное собрание утвердило право сената разбирать этот вопрос, было вынесено следующее решение. Прежде всего свобода и имущество были возвращены двум капуанским женщинам – Вестии Оппии и Пакуле Клувии (было известно, что первая ежедневно молилась за победу римлян, а вторая тайно доставляла еду римским пленным). Участь каждой знатной капуанской фамилии определялась отдельно, в соответствии с тяжестью их вины перед Римом. Одних продали в рабство (кроме дочерей, вышедших замуж перед войной и уехавших в другие города), а имущество конфисковали. Другим была сохранена свобода, но, в зависимости от уровня благосостояния, также проводилась конфискация. Все движимое имущество, кроме лошадей и взрослых рабов-мужчин, возвращалось владельцам. Тех кампанцев, решение по которым затруднились вынести, поместили в тюрьму. Всем кампанцам, ателланцам, сабатинцам и калатийцам (кроме тех, кто лично или чьи родители воевали у Ганнибала) возвращалась свобода, но отказывалось в правах римского гражданина или латинского союзника. Всем им предстояло переселение в строго определенные области к северу от Тибра либо от Волтурна, при этом они не могли вести морскую торговлю и приобретать больше пятидесяти югеров земли (Ливий, XXVI, 33, 4–14; 34).

Так посольство кампанцев привело только к ухудшению их и без того незавидной участи.

После падения Капуи римские сенаторы сосредоточили свое внимание на стабилизации обстановки в Испании. Осенью 211 г. до н. э. туда переводился пропретор Гай Клавдий Нерон с шестью тысячами пехотинцев и тремястами всадников из римских легионов, а также шестью тысячами пехоты и восемьюстами всадниками из латинских союзников. Отплыв из Путеол, он высадил свою армию в Тарраконе, где оставил флот, и, вооружив матросов, пошел в направлении Ибера. По пути к нему примкнул отряд Тиберия Фонтея и Луция Марция. Гасдрубал Баркид в тот момент находился у Черных Камней, в области авсетанов, между городами Илитургисом и Ментиссой (определить точное местоположение невозможно). Умелым маневром Нерон занял горное ущелье, отрезав тем самым Гасдрубалу путь к отступлению. Тот сдаваться не спешил, хотя и биться в неблагоприятной для себя ситуации у него желания не было (Ливий, XXVI, 17, 1–4).

Иберийские фалькаты.

Рассчитывая выиграть время, Гасдрубал предложил Нерону выпустить его при условии, что все карфагенские войска покинут Испанию. Перспектива очистить страну от врага, не вступая с ним в сражение, показалась Нерону заманчивой, и он тут же согласился. Тогда Гасдрубал попросил следующий день посвятить решению всевозможных технических вопросов, таких, как сроки вывода войск и конкретные условия передачи римлянам городов и крепостей. Нерон согласился, а когда настала ночь, карфагеняне стали всеми возможными тропами уходить из ущелья. Все сошло благополучно, а так как большая часть армии еще оставалась на месте, на следующий день переговоры продолжились. Карфагеняне умело затягивали обсуждение деталей, и на протяжении нескольких дней окончательный вариант соглашения так и не был утвержден, а каждую ночь из их лагеря уходили все новые отряды. Большая часть пехоты покинула ущелье, когда однажды на рассвете поднялся густой туман. Гасдрубал не мог не воспользоваться этим шансом и сообщил Нерону, что в этот день переговоры не продолжатся, так как у карфагенян праздник и им запрещено что-либо делать. Нерон и на этот раз поверил, и Гасдрубал беспрепятственно вывел из ущелья оставшуюся конницу и слонов. Когда же туман рассеялся, взорам римлян предстал пустой вражеский лагерь. Осознав, наконец, что произошло, Нерон бросился в погоню, но единственное, чего ему удалось достичь, – это несколько стычек с пунийским арьергардом (Ливий, XXVI, 17, 5–15).

Между тем, так как римское командование стало считать испанский театр боевых действий приоритетным, пришло время решить, какого военачальника туда назначить – пропретор Нерон не мог являть равноценную замену проконсулам Сципионам, да и дела его шли не лучшим образом. Выбор предоставили специально созванному народному собранию. Ждали желающих заранее выставить свои кандидатуры, но таковых не находилось – выправлять положение в Испании после гибели двух армий казалось слишком сложным заданием. На собрании римляне только оглядывались друг на друга, когда вдруг на возвышение поднялся сын погибшего Публия Корнелия Сципиона (Старшего), соответственно племянник Гнея, Публий Корнелий Сципион, впоследствии прозванный Африканским. Он заявил, что готов занять вакантную должность полководца в Испании. Несмотря на то что претендент был очень молод (по Ливию, ему тогда было двадцать четыре года, по Полибию – двадцать семь (Ливий, XXVI, 18, 7; Полибий, X, 6, 10), присутствовавшие с радостью приняли его инициативу и единогласно проголосовали за вручение Сципиону проконсульских полномочий (Ливий, XXVI, 18). Некоторые сенаторы, которым новый полководец был не по душе, посчитали его скорее безрассудным и опрометчивым, чем храбрым. Когда Сципиону стало об этом известно, он предложил любому из своих критиков занять его должность, от которой он в таком случае готов отказаться, но равных ему по храбрости (или безрассудству?) не оказалось (Аппиан, Испания, 18).

Кем же был этот молодой человек, готовый взять на себя то, от чего отказались более опытные и именитые государственные мужи?

Публий Корнелий Сципион мог похвалиться богатой родословной. Его предки по отцовской линии, патриции Корнелии, многократно занимали консульские и цензорские должности. Еще в Первую Пуническую войну в свою бытность консулами римскими войсками командовали дед Сципиона Африканского Луций Корнелий Сципион и его брат Гней Корнелий Сципион Азина. Дядя Сципиона Африканского, Гней Корнелий Сципион Кальв, вместе с двоюродным братом Публием Корнелием Сципионом Азиной в 222 и 221 гг. до н. э. соответственно воевали против кельтских племен за обладание Северной Италией. Наконец, брат Сципиона Кальва, Публий Корнелий Сципион, чьим сыном и являлся непривычно молодой проконсул, с самого начала участвовал в войне против Ганнибала, был разбит им при Тицине, прославился успешными действиями в Испании, пока не нашел там свою гибель. Хотя Сципионы были патрициями, они поддерживали хорошие отношения с лидерами римского демократического движения, в частности Гаем Теренцием Варроном и Гаем Фламинием. Вероятно, этим не в последнюю очередь объясняется та готовность, с которой простой народ утвердил Публия Корнелия в пропреторской должности. (Любопытно отметить, что его дочь Корнелия была матерью народных трибунов Тиберия и Гая Гракхов, возглавивших в последующем столетии движение плебеев.)