ostinato[300]. Музыка достигает своей кульминации. Под скрипичный пассаж рапсодии покинутая девушка собирается уйти. Другая догоняет и удерживает ее, и все трое соединяются в танце в первоначальном темпе. Кульминация действия достигнута — высокие деревянные духовые, струнные, ксилофон и челеста исполняют нисходящие фразы, основанные на хроматической гамме. Английский рожок играет в темпо рубато, аккорды легато струнных ведут к музыкальной реминисценции. Две арфы создают фон арпеджио. Темп убыстряется. По мере того как обрывки мелодии повторяются, вступает весь оркестр, подводя к громкой кульминации. Другой теннисный мяч падает на сцену. Танцовщики убегают. Под шелестящий аккомпанемент струнных мы снова слышим таинственные целотонные аккорды вступления. Хроматическое глиссандо, два щипковых аккорда, финальное глиссандо — и балет окончен.

Два дня спустя в «Фигаро» появилась рецензия на «Игры» Анри Киттара, в которой он говорил:

«Нельзя сказать, что Дебюсси недобросовестно отнесся к написанию музыки. Даже с таким по-детски наивным либретто можно было надеяться, что этот случайный любовный этюд составит для нас какое-то грациозное или приятное зрелище. Но новое искусство, пророком которого выступает месье Нижинский, умудрилось даже незначительное превратить в абсурдное. Что может быть неудачнее, чем бессмысленные претенциозные искажения, которые выдумал этот шустрый эстет. Само собой разумеется, что современная одежда не украшает позы, вдохновленные греческой вазовой росписью, которыми он захватил нас врасплох в прошлом году в „Послеполуденном отдыхе фавна“. К тому же эта так называемая реформированная хореография использует старомодные условные жесты и пантомиму, даже не пытаясь сделать их менее смешными.

Говорят, намерением Нижинского в этом балете было желание в пластических формах создать апологию человека 1913 года. Если это так, нам нечем гордиться. Но очень досадно, что он почти преуспел с помощью каких-то злых чар в том, чтобы превратить таких изысканных балерин, как мадемуазель Карсавина и Шоллар, в неловких одеревенелых кукол. Публика, за исключением нескольких небольших заминок, добродушно покорилась этим мистификациям. Несомненно, людям просто могло доставить удовольствие музыкальное сопровождение. Создается впечатление, будто композитор и балетмейстер абсолютно не обращают внимания друг на друга в этом балете. Это относится и к музыке».

Статья за подписью «Свифт» в «Bulletin de la Societe Musicale Independante»[301], возможно, и не достигла широкой публики, но довольно забавна и заслуживает того, чтобы ее процитировать. «Летние виды спорта. Многие читатели интересуются правилами русского тенниса, которому суждено стать повальным увлечением в загородных поездках в этом сезоне. Правила эти следующие: игра проходит ночью на освещенных клумбах; участвуют трое игроков, причем обходятся без сетки; теннисный мяч заменен футбольным, и пользоваться ракеткой запрещено. Спрятанный в яме на краю корта оркестр сопровождает игру. Назначение этого вида спорта — развивать гибкость шеи, запястий и лодыжек, он пользуется поддержкой Медицинской академии».

20 мая в «Жиль Блазе» появляется интервью с Нижинским, подписанное Эмилем Дефлином.

«Вы не можете просто взять и войти в уборную исполнителя Дебюсси, словно это „Мулен де ла Галетт“. Мне пришлось проявить немного хитрости, чтобы пробраться в клетку Фавна. Мой друг Робер де Тома, самый большой парижанин среди славянских эмигрантов, читающий Толстого с такой же легкостью, как Стефана Малларме, счастливчик, нацарапал на своей карточке несколько слов по-русски, и сразу двери широко распахнулись, словно прозвучали слова пароля „Тулон? — Кронштадт!“.

В туалетной комнате ощущается легкий аромат духов, но все очень скромно, ни намека на роскошь. Не видно ни одной из многочисленных фотографий танцора — только несколько рисунков Бакста и эскизов Родена. Нет цветов, все венки в гардеробной. Опустившись на старый диван с продавленными пружинами, Нижинский вытирается, его белая фланелевая рубашка расстегнута до талии, теннисный ремень висит. Большие капли пота подчеркивают выступающие скулы. Он только что танцевал в „Играх“. После того как нас представили друг другу, Нижинский с легким усилием заговорил по-французски, но Робер де Тома пришел на помощь, и с этого момента разговор проходил на звучном языке наших союзников».

Не следует предполагать, исходя из приведенного интервью, будто такого рода длительные речи типичны для Нижинского. Его слова были отредактированы издателем и превращены в «прозу».

«Я был удивлен и опечален реакцией зрителей на „Игры“, — с улыбкой произнес танцор, — но я не отчаиваюсь. Мне казалось, они поймут, что я пытаюсь сделать, и не ожидал, что они станут смеяться над моими экспериментами в области стилизованного жеста. Возможно, вам известно, что я, наблюдая за игрой в теннис в прошлом году в Довиле, был потрясен красотой определенных поз и движений, и у меня возникла идея соединить их вместе в произведении искусства, обращаясь с ними как с симфонией, если можно так сказать… Музыка месье Дебюсси оказала значительную помощь в достижении моей цели, и, должен заметить, я приступил к работе с большой долей уверенности. Как я уже сказал, недоброжелательный прием балета не обескуражил меня. Хотя большинство зрителей не одобрило его, но нашелся один-другой человек, чьим мнением я дорожу и кому понравилось то, что я делаю. Мне хотелось в первую очередь показать свой эксперимент во Франции, так как, по моему мнению, французская публика наиболее артистична. В Англии, где я танцевал в течение длительного времени прошлой зимой, глубоко понимают танец, особенно классический. У французов же, по моему убеждению, больше развита интуиция, и они могут лучше судить о чем-то новом. Я все еще надеюсь заинтересовать их своими поисками в области стилизованного жеста. Я не боюсь тяжелой работы и буду пытаться сделать что-то по-настоящему хорошее».

Дебюсси балет не понравился. 9 июня он написал Роберу Годе:

«В число недавних бессмысленных событий я вынужден включить постановку „Игр“, в которых порочному гению Нижинского предоставилась возможность применить некую разновидность математики. Этот парень выстраивает тройное „кроше“ ногами, затем проделывает нечто подобное руками, внезапно замирает на месте, словно полупарализованный, и наблюдает, как музыка проходит мимо. Это ужасно. И напоминает Далькроза, а я считаю месье Далькроза одним из злейших врагов музыки. Можете себе представить, какое разрушительное воздействие его метод мог произвести в мозгу такого молодого дикаря, как Нижинский!»

Слушая изумительную партитуру Дебюсси сегодня, диву даешься, как Нижинскому удалось найти движения, если даже не соответствующие музыке, то уж во всяком случае приемлемые, которые можно смотреть, слушая ее. Очевидно, он искал наиболее смелое решение. Чего бы мы только ни отдали за то, чтобы увидеть возрожденной его хореографию на музыку Дебюсси в декорациях Бакста (поэтизированных в пастелях Валентины Гросс) и с первоначальным составом исполнителей! То, что Дягилев заказал подобную партитуру композитору (кстати, тот не хотел ее создавать) и предоставил Нижинскому возможность ставить на ее основе свои рискованные эксперименты,