Проснулся он бодрым и веселым, но долго не мог сообразить,где находится и почему так затекли ноги. Потом пришел в себя и разобрался, чтолежит в собственной машине, на заднем сиденье, заботливо укрытый пледом. Кинулвзгляд на часы и ужаснулся – второй час ночи. Ничего себе поспал усталый сыщик!Постепенно мозги начали шевелиться, он вспомнил девушку из паспортной службы,которая должна была везти его домой. Так везла она его или только собиралась?Николай выглянул на улицу – машина стояла возле его дома. А плед? Он откудавзялся? Это же его плед, он всегда лежит в большой комнате на диване, имКоротков укрывается, когда остается ночевать.

А девушка-то где? Отчаялась его разбудить, обиделась иуехала домой. Точно, так оно и было. Ах, как неловко вышло! Стоп. А плед?Ничего не понятно. Ладно, нечего тут рассиживаться, надо домой ползти.

Однако поднявшись в лифте на свой этаж, Селуянов обнаружил,что ключей от квартиры в кармане нет. Это было неприятно. Но уже в следующуюсекунду плед, непонятно как перекочевавший с дивана в автомобиль, соединился сключами, и Николай радостно принялся давить кнопку звонка. Дверь открыласьпочти сразу. Валя, одетая в его старые спортивные брюки и такую же старуюмайку, стояла перед ним с тряпкой в руках.

– Проснулся? – ласково улыбнулась она. – Ну игрязищу ты развел у себя в квартире. Ты когда в последний раз убирал?

– Никогда, – признался Селуянов, ликуя, оттого что всеобошлось, она не обиделась и не уехала. – До развода жена убирала, а уменя самого руки не доходят. Ты не сердишься?

– С чего бы?

– Ну как… Пригласил девушку в гости, а сам уснул.

– Так ты же меня не в гости позвал, а в домработницы.Довезти до дома, приготовить поесть, купить продукты. Твои слова?

– Мои, – Селуянов смутился еще сильнее. – Нонасчет уборки мы не договаривались.

– А это моя инициатива. С тебя причитается за это большойторт.

И вдруг Коле стало так легко и хорошо, как не было ужедавно. Еще с тех пор, как он ухаживал за своей женой. Когда они поженились, егожизнь превратилась в ад, заполненный ревностью, ревностью и ревностью. Двадцатьчетыре часа в сутки. Семь дней в неделю. Двенадцать месяцев в году. Его женабыла невероятно, вызывающе красива, и Коля все никак не мог поверить, что онавышла за него замуж по любви, все искал подвох, постоянно подозревал ее вневерности, во лжи, в корысти. И даже после того, как она забрала обоих детей иушла от него, он продолжал любить ее и умирать от ревности. За четыре года этопрошло, но радость и легкость так и не вернулись. А сейчас…

Зайдя на кухню, он понял, что по дороге домой они заезжали вмагазины. На плите, на маленьком огне, стояли четыре большие кастрюли.

– Я как увидела твое кухонное хозяйство, сразу поняла, чтоты ходишь вечно голодным. Решила приготовить тебе еду хотя бы на неделю, –пояснила Валя, заходя в кухню следом за ним. – Вот в этой кастрюле суп,вот здесь – жаркое из баранины с картошкой. Здесь тушеное мясо с овощами,гарнир сделаешь на свой вкус, макароны или рис. Здесь – рыба, я ее пожарила иположила немного потушиться в сметанном соусе. Ты сейчас что будешь?

– Жаркое. Нет, мясо. Нет, рыбу, – заметался Селуянов,чувствуя голодное головокружение. – Все. Мне кажется, я могу съесть все. Давайначнем с супа, а там поглядим.

Они съели по тарелке супа. Потом поглядели. Только не навыбор вторых блюд, а друг на друга. Одновременно молча встали и отправились впостель.

Утром Николай Селуянов впервые за много-много лет понял, чтотакое проснуться счастливым.

* * *

Трижды в день на стол полковнику Гордееву ложились сводкинаружного наблюдения за Михаилом Ларкиным. Вел себя Ларкин как-то непонятно ибессистемно, ходил по улицам, магазинам, особенно крупным, но ничего непокупал. Заходил в дешевенькие забегаловки, пил отвратительный полуостывшийкофе, вяло жевал предлагаемые посетителям образцы кулинарного искусства, сноваходил по улицам. Никакой географической направленности в этих хождениях небыло. Сначала наружники заподозрили было, что Михаил Давидович крутится возлеопределенного места, может быть, ищет возможности с кем-то встретиться илиподобраться к тайнику, все-таки ходьбу-то свою он начал после визита контрразведчикаМинаева, так что и шпионские страсти полностью исключать нельзя. Однакоподозрение это никакого подтверждения не нашло. Ларкин то ездил в Сокольники,то в Парк Горького, то на ВДНХ, то на ярмарку в Коньково или наПетровско-Разумовскую. А то вдруг начинал избегать людных мест, тихо бродил поаллеям Бульварного кольца, подолгу засиживаясь на лавочках. Короче говоря,ничего не понятно.

Прошло четыре дня, и Михаил Ларкин прекратил хаотическиепередвижения по городу. Наружники зафиксировали его встречу, очень короткую, смолодым человеком лет двадцати семи – тридцати, после которой Ларкин с видимымоблегчением отправился домой, в Графский переулок. Молодой человек был в тот жедень «отработан», но сведения о нем не вызвали у Гордеева и его сотрудниковничего, кроме тихого удивления. Виталий Князев торговал горячими сосисками ипивом в палатке, расположенной в переулке неподалеку от станции метро«Новокузнецкая». Наплыв народу небольшой, в основном покупатели одни и те же –высмотрели как-то раз палатку, рядом с которой стоят несколько столиков состульями, и место не шумное, транспорт мимо не ездит, и сосиски горячие, и пивохолодное, и даже салатик овощной обязательно есть. К Князеву ходили перекуситьработники расположенных поблизости учреждений, обменивались парой слов спродавцом, перекидывались шутками друг с другом. Что общего могло быть у такогопарня с Ларкиным?

Решили подождать, авось прояснится. Но ничего непрояснялось. Ларкин снова засел дома. Значит, короткая двухминутная беседа сКнязевым была венцом его длительных блужданий по городу. Что же в этомсосисочнике такого необыкновенного?

* * *

Сауляк вернулся в Москву и на всякий случай позвонил Минаевупрямо из аэропорта. Как знать, может быть, ему нельзя возвращаться ни в одну издвух квартир – ни в ту, где он прописан как Сауляк, ни в ту, которая оформленана имя Кустова, вернувшегося из Бельгии после разрыва с очаровательной женой.

– Хорошо, что вы приехали, – обрадованно сказалМинаев. – Вы здесь очень нужны. Поезжайте домой, в ту квартиру, котораячислится за вами по настоящим документам, и никуда не выходите некоторое время.Вы не должны выходить из квартиры, пока я не скажу.

– Почему?

– Потому. Это не телефонный разговор, Павел Дмитриевич.Поезжайте домой, запирайтесь в квартире и сидите тихонько. Трубку телефонную неснимайте, если будут звонить. И сами никому не звоните. Послезавтра ровно вдвенадцать часов дня выходите из дома. В двенадцать ноль-пять возле аптеки мимовас проедет машина, белые «Жигули», и чуть-чуть притормозит. Вы должны будете внее сесть, вас привезут ко мне. Если вы сделаете все четко, никто не сможетсесть вам на «хвост», а попытки такие будут, это я вам гарантирую.