оккупантов оказывали влияние человеконенавистническая идеология нацизма, хаос компетенций, борьба за власть и кумулятивная радикализация войны. А. Розенберг, выступавший за дифференцированное обращение с населением, был вынужден уступить сторонникам жестокой колонизации и онемечивания «восточного пространства». Вопреки его мнению М. Борман и Г. Геринг добились назначения рейхскомиссаром Украины гауляйтера Восточной Пруссии Э. Коха, нацеленного на безжалостное обращение с украинцами и освобождение вверенной ему территории для немецких поселенцев. В. Бенц считает, что Э. Кох «превратил изначальное желание многих украинцев сотрудничать – а они встречали вермахт как освободителя от коммунистического ига Сталина – в ожесточенную ненависть к оккупационному режиму»[1278]. Не имели успеха и предложения А. Розенберга не применять «приказ о комиссарах» к функционерам низшего и среднего звена, сыграть на стремлении некоторых народов к автономии, чтобы лишить массовой опоры партизанское движение[1279].

Оккупационная политика нацистов и коллаборационистов повергла все население в страх и ужас. «На улицах постоянно можно было видеть убитых, без вины расстрелянных оккупантами. Жертвы публичных казней, как и в Польше, долгое время оставались висеть для устрашения. На саботаж отвечали казнями сотен людей. Сжигали целые деревни, потому что они не поставляли требуемые продукты или будто бы поддерживали партизан», – описывает оккупационную повседневность Й. Кершоу. Оккупанты сами способствовали притоку новых бойцов в партизанские отряды, организовав депортации на принудительные работы в Германию с такой жестокостью, что многие жители считали отъезд в Рейх равнозначным смерти. Британский историк цитирует высказывание одной украинки: «Мы были счастливы видеть их – они пришли, чтобы спасти нас от коммунистов, которые все у нас отобрали и оставили умирать от голода» и комментирует его: «Только конченые идиоты могли превратить эту ненависть к Советам в еще большую ненависть к немцам. Немецкие захватчики добились именно этого» [1280].

У. Герберт указывает на роль немецких чиновников в провале нацистской оккупационной политики. Они рассматривали земли на Востоке как колониальные территории, как источник обогащения: «Большинство из них происходили из небогатых семей и прежде занимали невысокие партийные должности <…> Обеспеченность кадрами была крайне низкой, чаще всего 20–25 немецких чиновников управляли территорией, равной Саксонии. Коррупция процветала, и многие чиновники, в том числе нижнего звена, в течение двух-трех лет вели в восточных областях господскую жизнь в конфискованных имениях с домашней прислугой, лейб-гвардией и барскими замашками»[1281].

Во всех исследованных изданиях более или менее подробно рассказано о генеральном плане «Ост», который нацистская верхушка обсуждала с середины 1941 г. Этот план предусматривал для советских граждан подневольный труд, депортацию или смерть. В поселениях «Ингерманландии» (вокруг Ленинграда), «Готенгау» (Крым и Херсонская область), на территории Мемель – Нарев (округ Белосток и Западная Литва) и в 36 поселенческих опорных пунктах 4 млн «германцев» должны были господствовать над местным населением, низведенным до положения рабов. На совещаниях открыто говорилось о депортациях в Сибирь и уничтожении 31 млн человек[1282].

В публикациях для массового читателя рассказывается об ограблении нацистами оккупированной территории СССР. Ее экономическая эксплуатация должна была обезопасить Германию от голодной блокады и не допустить повторения бедствий, постигших немцев в годы Первой мировой войны. Участники совещания в Верховном главнокомандовании вермахта (ОКВ) 2 мая 1941 г. согласились с тем, что «эту войну можно вести дальше, только если весь вермахт на третьем году войны будет питаться за счет России». При этом военные руководители отдавали себе отчет в том, что «когда мы заберем из сельской местности все необходимое для нас, предположительно умрут от голода десятки миллионов людей»[1283]. Прежде всего должны были пострадать те, кто находился в самом низу иерархии нацистских оккупационных властей: евреи, военнопленные и жители «великорусских» городов [1284]. Г. Геринг установил очередность распределения продовольственных ресурсов оккупированных районов: а) вермахт, б) Германия, в) гражданское население оккупированных территорий, г) военнопленные. Продовольственные рационы местных жителей были установлены на таком низком уровне, что неработающие, дети и евреи оказались обречены на голодную смерть. Массовая гибель гражданского населения в городах началась в октябре 1941 г. У. Герберт сообщает, что точное количество жертв нацистской политики голода неизвестно, оценки колеблются от нескольких сотен тысяч до нескольких миллионов[1285].

Историки доказывают, что бесчеловечная политика голода достигла только идеологических, но не экономических целей. Основным поставщиком ресурсов для нацистов осталась Франция. Советские войска при отступлении уничтожали промышленные предприятия и объекты инфраструктуры. Кроме того, немцы поначалу не планировали использовать промышленные мощности на Востоке. Начавшийся в 1942 г. запуск промышленных предприятий не дал большого эффекта, т. к. вскоре оккупированные территории пришлось оставлять[1286]. Р. Шмидт отмечает, что немецкая военная добыча до весны 1942 г. была примерно равной только поставкам нефти, марганца и зерна, которые делал Советский Союз Германии в январе 1941 г. За исключением производства жира, мяса, кож и мехов, которые были достигнуты массовым забоем животных, все другие трофеи были не выше тех, что германская армия получала с этих территорий в Первую мировую войну при соблюдении норм международного права[1287].

В отличие от эксплуатации производственных мощностей оккупированной территории, подневольный труд советских граждан имел для оккупантов большое значение. Немецкие историки пишут, что те или иные работы для немцев исполняли 15 млн человек, в том числе 2,8 млн депортированных в Германию «восточных рабочих» и 6,4 млн привлеченных к труду на оккупированной территории[1288].

В. Бенц цитирует известные слова Фрица Заукеля, назначенного в марте 1942 г. генеральным уполномоченным по труду: «Я получил свое поручение от Адольфа Гитлера, и я доставлю миллион восточных работников в Германию, невзирая на их чувства и желания»[1289]. После того как вербовка добровольцев в мае и июне 1942 г. не принесла желаемых результатов (148 и 164 тысячи соответственно)[1290], людей стали вывозить в Германию принудительно. Нацистские чиновники, полиция и вермахт приступили к насильственной мобилизации, которую современные немецкие историки называют «охотой на людей»[1291] или «охотой за рабами»[1292]. В. Бенц рассказывает, что обычным явлением стали облавы на улицах или захват посетителей кинотеатров, и цитирует одно из официальных сообщений: «Перед центральным молочным магазином были окружены все стоявшие в очереди женщины. Их погрузили в автомобили и доставили на сборный пункт. При этом одна беременная женщина родила по дороге в лагерь». На уход населения к партизанам оккупанты отвечали драконовскими карательными мерами: конфискацией зерна, поджогами крестьянских дворов, избиениями и перевозкой захваченных людей в Германию в оковах[1293]. Только при отступлении с территории Советского Союза германские войска угнали на Запад с собой около 1 млн человек[1294].

Жизнь иностранцев в Германии была до мелочей регламентирована различными предписаниями. Самое нижнее место в иерархии иностранных работников занимали «русские» – первая по численности группа,