этом десятки миллионов человек, несомненно, будут голодать, когда мы возьмем из этой страны все, что нам нужно». Часть населения, спасаясь от голода, должна была эмигрировать из областей сельскохозяйственного производства на восток. Г. Гиммлер заявил на совещании в Вевельсбурге: «Целью похода в Россию является децимация славянского населения на 30 млн человек». Заранее планировалась и массовая гибель от голода советских военнопленных[1260].

Оценки войны Германии против СССР как запланированного преступления подтверждаются указаниями на конкретные документы и их цитированием. Например, Райнер Шмидт приводит выступление А. Гитлера перед генералами 30 марта 1941 г., в котором нацистский вождь сообщил, что война против СССР будет отличаться от войны на Западе, будет «войной мировоззрений» с целью уничтожения большевизма и его физических носителей – «большевистских комиссаров и коммунистической интеллигенции» [1261].

В силу особенностей эволюции немецкой исторической памяти зарубежные авторы акцентируют внимание на криминальной роли вермахта. Так, Й. Кершоу отмечает, что «руководство вермахта было соучастником убийства советских политических комиссаров и преступлений против мирного населения. Крайнее варварство быстро стало отличительной чертой поведения немецких солдат»[1262]. Роль вермахта как активного соучастника нацистских преступлений раскрывается в изданиях центров гражданского образования путем цитирования и интерпретации широко известных документов, изданных военным и политическим руководством Германии накануне вторжения и в первые месяцы после него:

• «Директивы об особых областях» от 13 марта 1941 г., которая предоставляла СС особые полномочия в армейском тылу;

• «Соглашения Вагнера – Гейдриха» от 28 апреля 1941 г., дававшего оперативным группам полиции безопасности и СД право на самостоятельные действия в войсковом тылу;

• приказа генерал-фельдмаршала В. Кейтеля «Об особой подсудности в районе операции “Барбаросса” и особых мероприятиях войск» от 13 мая 1941 г., предусматривавшего рассмотрение преступлений гражданского населения против вермахта войсковыми командирами, «безжалостное уничтожение» партизан, ликвидацию «подозрительных элементов» по приказу офицера, «коллективные насильственные мероприятия» против целых населенных пунктов;

• «Приказа о комиссарах» от 6 июня 1941 г. о немедленном расстреле политработников Красной Армии по приказу офицера[1263];

• приказа генерал-фельдмаршала В. фон Райхенау «О поведении войск в Восточном пространстве» от 10 октября 1941 г., который настраивал военнослужащих на безжалостное искоренение «еврейско-большевистской интеллигенции»[1264].

Немецкий историк Ульрих Герберт напоминает, что на совещании 30 марта 1941 г. А. Гитлер проинформировал генералитет об одной из целей войны против Советского Союза – уничтожении большевистских комиссаров и коммунистической интеллигенции без привлечения военно-судебных инстанций. Это не вызвало никаких возражений. Более того, генералитет «был воодушевлен» расово-мировоззренческим характером будущей войны[1265]. Р. Шмидт цитирует первый июньский выпуск «Информации для войск»: «Что такое большевики, знает каждый, кто однажды бросил взгляд в лицо красного комиссара. Здесь больше не нужны теоретические выкладки. Было бы оскорбительным для животных называть животными этих людей, принадлежащих большей частью еврейской культуре. Они воплощают адскую, бессмысленную ненависть ко всему человечеству. В лице этих комиссаров мы видим восстание недочеловека против благородной крови»[1266]. В популярной литературе отмечается, что робкие попытки генералов, таких как В. фон Браухич и Ф. Гальдер, смягчить противоправные драконовские приказы Гитлера объясняются не принципиальным несогласием, а опасениями за воинскую дисциплину[1267].

Превращение вермахта в сообщника нацистских преступлений немецкие авторы объясняют воинствующим антикоммунизмом офицерского корпуса, его коррумпированностью и «моральной неразборчивостью». Кроме того, германские генералы рассчитывали, что война будет скоротечной и оккупированная территория СССР быстро перейдет в ведение гражданских инстанций. Наконец, «низведение войны до уровня варварства было следствием господствующих условий и реакцией на них: огромные расстояния, пересеченную местность, нехватку персонала, продовольствия и материалов, стойкое и упорное сопротивление Красной Армии, ее жестокие методы борьбы и не поддающийся никакому контролю “второй фронт” партизанской войны»[1268].

Особое место в ряду чудовищных преступлений гитлеровцев занимает заранее спланированная массовая гибель советских военнопленных. В популярной литературе фигурируют цифры, не вызывающие принципиальных споров в международном научном сообществе: во власти вермахта оказалось от 5,3 до 5,7 млн советских военнопленных, 3,3 млн из них «умерли ужасной смертью от голода, болезней, вызванных недоеданием, и холода» [1269], а также погибли в результате сотрудничества немецких военных с карательными органами гитлеровского государства. Количество последних оценивается в 600 тыс. человек[1270]. Жертвами «приказа о комиссарах» стали 10 тыс. политработников Красной Армии[1271]. Львиная доля погибших приходится на период с лета 1941 г. до весны 1942 г.: из 3,35 млн (по другим данным, 3,7 млн) попавших в плен советских солдат в январе 1942 г. в живых оставались только 1,16 млн[1272]. Уже по пути в лагеря военнопленных умирали десятки тысяч человек, а условия жизни в самих лагерях преднамеренно создавались такие, что «не оставляли большинству пленных никаких шансов на выживание»[1273]. В одних случаях люди размещались под открытым небом и были вынуждены сами копать себе землянки, в других пленные красноармейцы находились в такой тесноте, что даже не могли отправить естественные надобности. Голод достигал такой степени, что отмечались случаи каннибализма. По разным данным, ежедневно умирали от 3–4 до 6 тыс. человек[1274].

В популярной литературе поясняется, что причинами такого бесчеловечного обращения были как нацистская расовая идеология, так и экономические расчеты. «Брюквенная зима» 1916–1917 гг. в значительной мере способствовала ухудшению настроения немецкого населения в тылу во время Первой мировой войны, поэтому теперь приоритетом стало обеспечение Германии продовольствием. «Будет ли голодать остальная Европа, было несущественно», – пишет Й. Кершоу и цитирует запись совещания высших офицеров вермахта 2 мая 1941 г. о предполагаемой гибели десятков миллионов людей[1275]. Только 31 октября 1941 г. Верховное главнокомандование вермахта издало директиву «Об использовании рабочей силы русских военнопленных для потребностей военной экономики», а позднее были несущественно повышены их продовольственные рационы. Для большинства попавших в плен красноармейцев эта переориентация нацистского руководства произошла слишком поздно, констатируют историки.

В изданиях системы гражданского образования показаны цели и механизм управления оккупированной советской территорией. Историки отмечают, что оккупационная политика Германии на Востоке принципиально отличалась от политики на Западе, где управление находилось в руках местных коллаборационистских правительств, рейхскомиссаров или военных главнокомандующих. В странах Западной и Северной Европы имели место нарушения международного права, но они не были проявлением систематической стратегии. Преступления совершали большей частью полиция безопасности, СД и Ваффен-СС, а вермахт иногда даже протестовал. В отличие от Западной и Северной Европы, Гитлер рассматривал Восток как «сад Эдема», источник гигантских сырьевых ресурсов, онемечивания собственности, а местных жителей приравнивал к американским индейцам, которые подлежали истреблению[1276]. «На оккупированных территориях Польши и Советского Союза действовал только принцип подчинения, подавления и уничтожения», – пишет Вольфганг Бенц[1277].

Нацистская оккупационная политика находилась в руках четырех конкурирующих инстанций: Экономического штаба «Восток», входившего в структуру Управления Четырехлетнего плана (Г. Геринг); рейхсфюрера СС Г. Гиммлера; вермахта; министра оккупированных восточных территорий А. Розенберга. В силу этого на действия