— Почему ты так думаешь? Он вроде нормальный же…

— Да нихуя он не нормальный. Развесил уши, словно ребёнок. Так нельзя, Олли! Этот мудень пришёл сегодня точно не из желания подружиться… короче, ты понял меня? Заметь, он сам ничего не ел.

— Ладно, — разочарованно вздохнул Оливер.

— А сладостей я тебе с зарплаты куплю, — он потрепал сына по непослушным волосам и направился в свою комнату.

Глава 14. Слизняк

Дороги и тропы истоптаны черным котом.

А в городе дождь и промерзлая эта слякоть.

Шутила сквозь слезы, когда я напомнил о том…

«Ты разве забыла, что ведьмы умеют плакать?

© Саша Бест

Взрослым свойственно немного не воспринимать детей всерьёз, ведь в их мышлении они часто видят простую глупость. Оливер не считал это чем-то зазорным, необычным и неприятным, вероятно, потому что привык. Бабушка юношу вообще, вероятно, приравнивала к домашнему котёнку, который без её помощи ничего сделать не может, разумеется, мнение мальчика она никогда не учитывала, на его взгляды ей было глубоко наплевать. Да и отец, что уж тут, подчас приравнивал Оливера к семилетнему ребёнку.

Впрочем, в этом была и своя выгода. Взрослые не считали себя обязанными объяснять некоторые свои поступки, считая, что дети глупые и всё равно не поймут или не заметят. Расмуссен, может, и вправду далеко не всё был способен заметить, но некоторые вещи… бросались в глаза.

Он всё думал об отцовском кардигане, наброшенном на плечи красивой незнакомки, которую Лекса назвала своей матерью. О том, что та ни разу не сказала ничего грубого дочери, но Йоханесса послала на все четыре стороны, словно именно в нём видела злейшего врага. О том, каким долгим и тусклым взглядом сам отец провожал уезжающую машину.

Оливер, и впрямь, был далёк от понимания мира взрослых, мало разбирался в человеческих чувствах, но даже этот ребёнок разглядел в произошедшем что-то странное. Словно Йоханесс и мама Лексы уже были знакомы, причём давно и достаточно хорошо. По коже пробегал холодок, когда Оливер на мгновение допускал мысль, что они с Лексой ошиблись, и у отца действительно есть женщина, но никакая это не Эльфрида.

В голове то и дело звучал голос подруги. Оливер предполагал, как мог убедиться или, наоборот, разочароваться в своей гипотезе, и пускай отчасти он сгорал от нетерпения и любопытства, здравый смысл перевешивал. Во-первых, это нарушение чужого личного пространства. Во-вторых, как юноша сможет жить дальше и смотреть в глаза подруге?

— Ты как-то упоминала… что у твоих родителей не всё хорошо в отношениях? — робко спросил Оливер, протирая стеклянные стаканы за барменской стойкой, пока Лекса сидела рядом на высоком стуле и болтала ногами, ожидая заказов. По будним дням в баре, в основном, было достаточно тихо, но платили-то не за выполненную работу, а за часы.

Эдвардс напрягалась, её опущенные плечи тут же выпрямились, а челюсти сжались. Не стоило спрашивать, не стоило бить по больному.

— Всё очень сложно, — после недолгого молчания, наконец, произнесла девушка. — Папа старается ради мамы, а она… словно не замечает. Или не хочет. У них так много общего, они даже работают вместе, он её правая рука. Тогда почему никак не могут наладить отношения? — она легла на барную стойку и тяжело вдохнула. — У моих подруг на стенах висят снимки в рамочках со свадьбы родителей, семейные портреты, у нас дома — ничего. Если спрошу, как познакомились и как влюбились, папа говорит, что были знакомы с самого детства, а мама поджимает губы и бледнеет. А ещё я никогда не видела родителей папы, но знаю, что его отец гангстер и работал с моим дедушкой и прадедушкой по маме. Может, они вообще по расчёту поженились? Папа смог полюбить, а мама нет. Я не знаю.

Оливер неловко сжал губы, не зная, что может ответить и как поддержать. Его собственный отец-то всегда был одинок, и мальчик не знал, каково это: видеть улыбающихся друг другу родителей, закрывать глаза, когда они целуются. И тем более не представлял, каково это: чувствовать, что родительский брак рушится. Он не мог понять, что ощущает Лекса и не мог поставить себя на её место, но чувствовал её боль. Несмотря ни на что, девочка явно любила и отца, и мать, боялась, что они исчезнут из её жизни.

— Я думаю, если бы мама не любила твоего папу, то они бы давно уже развелись, — предпринял попытку успокоить подругу Оливер.

— Если они разведутся, то я никогда их не прощу, — фыркнула девушка, резко выпрямившись. — Пускай мама выбрасывает цветы, которые папа ей дарит, пускай они ругаются, пускай игнорируют друг друга, пускай пропадают на работе, но лишь бы… не развелись, — она сжала пальцы в кулаки.

Вероятно, развод для Лексы означал непременную потерю одного из родителей. А пожелать подруге такой судьбы Оливер никак не мог, ведь сам прекрасно знал, каково это: получать только половину любви.

— Прости, Олли, я тут размышляю, тебе, наверное, неприятно это слышать, ты ведь… — она неловко запнулась и отвела взгляд.

— Да нет, всё хорошо, я же сам спросил, — парень поддерживающе улыбнулся. — Не иметь одного из родителей — это не такой уж и приговор, по крайней мере, мне очень повезло с отцом, — он тихо усмехнулся. — Я привык, у меня же так с рождения. Куда страшнее потерять кого-то из родителей в осознанном возрасте, но я уверен, что с тобой этого не произойдёт. Лекса, всё будет хорошо, по крайней мере, у них есть ты, они точно тебя любят и будут ради тебя стараться.

Девушка улыбнулась и кивнула головой. Только Оливеру от этой улыбки стало ещё неспокойнее. Нет, всё, что он придумал — это полный бред, вполне ведь возможно, что отец просто дал той женщине кардиган, потому что она замёрзла? Это банальная вежливость, вот и всё. Расмуссен прикусил губу. Ему точно нужно избавиться от каши в голове. Кошмар, уже почти дошёл до того, чтобы влезть в отцовские вещи. Не его дело.

•••

Violent Soho — Muscle Junkie

Визгливый женский хохот разлетался по всему району, сокрушая улицу, погружённую в ночную тишину. Она продолжала стрелять, вероятно, собираясь, спустить всю обойму, без остановок жала на курок, и выстрелы гремели, пули свистели, а несчастное мёртвое тело, ныне похожее на решето, истекало кровью. Конечно, от человека там уже почти ничего не осталось. Ошмётки мяса, сломанные кости и виднеющиеся кишки.

— Босс, что вы делаете? — тяжело вздохнул Адам. — Я