Я должен смириться с тем, что женщина, которую я люблю, мертва; мы даже не можем найти ее останки.

Не знаю, почему это случилось сегодня, но именно сегодня я наконец смог понять со всей ясностью — или, может быть, со всей зрелостью, которую дает эмоциональная дистанция, — что произошло в той кантабрийской деревне.

Нас было четыре жертвы и трое охотников: Аннабель Ли, Ребекка и Сауль наблюдали за нами — Хотой, Лучо, Асьером и мной, — следили за нами, изучали нас и использовали для цели, во имя которой отправились в лагерь.

Аннабель Ли лишила нас девственности, отняв не только сексуальную невинность, но и детскую веру в то, что наша команда и дружба нерушимы. Она показала нам, что за несколько дней случайный человек, незнакомка, может покончить с нами, причем без особых усилий.

Возможно, в нашем общем поражении эта деталь была самой унизительной.

Для Ребекки мы были последним шансом избежать притязаний ее отца. Ей нужен был некто, безликий герой, который отправился бы ради нее куда угодно и сделал бы невозможное: осудил взрослого.

Никто из нас не захотел стать этим героем.

Сауль оттер всех четверых, как бесполезные пешки в шахматной партии, которая не имела к нам никакого отношения. Он изучал нашу эмоциональную потребность сыновей в отце и умело ее удовлетворял.

Я не прощаю Ребекку, которая могла измениться, но ничего для этого не сделала. Голден дала ей шанс на другую жизнь, чуждую насилию, вдали от токсичного отца. Но та решила и впредь причинять боль. Я не буду таким, в этом моя сила. Да и Альба этого не захотела бы.

Я знаю, мы с Ньевес должны подготовить церемонию в память об Альбе Диас де Сальватьерра и Дебе Лопес де Айяла. Мы должны жить дальше, а они не вернутся.

Смириться с их потерей, принять неизбежное.

Как только это закончится, я хочу подняться в Сан-Тирсо, где когда-то спас жизнь.

Это то, что открыли во мне Сауль и Аннабель. Моя суть, то, что я есть. Ни на что не отвлекаться. Самому спрыгнуть с обрыва. Я не собираюсь снова быть печальным вдовцом. Не знаю, надолго ли мне предстоит задержаться в этом мире, поэтому лучше отменить траур.

Альба никогда не жаловалась, это был ее принцип.

Я тоже не собираюсь.

Деба

25 января 2017 года, среда

Герман начал звонить в полдень. Снова и снова. Я не брал телефон, у меня не было сил. Но он все равно звонил и звонил, пока я не отключился.

Я знаю, что брат продолжал звонить, потому что вскоре услышал анахронический звонок старого кухонного телефона. Я предполагал, что дедушка возьмет трубку.

Через минуту он пришел сообщить мне новость:

— Сынок, только что звонил твой брат. Говорит, что Ребекка умерла.

Я зарыдал, как ребенок. Я больше не мог сдерживаться.

— Нет, сынок, не надо! Послушай, брат хочет кое-что тебе сказать.

— Ничего не хочу знать! — крикнул я.

— Да ты же ничего не понимаешь — брат каждый день ходил в больницу расспрашивать об Альбе. Он был уверен, что она должна что-то сказать ему перед смертью. Ребекка очнулась на мгновение — и призналась во всем. Альба находится в развалинах монастыря Толоньо.

Санта-Мария-де-Толоньо, на вершине сьерры Толоньо… Быть может, Альба пересказала Ребекке услышанную от меня историю о кельто-иберийском происхождении названия этой сьерры, а может, ей рассказал об этом сам Герман, пытаясь произвести на нее впечатление.

Я включил мобильный, поговорил с Эстибалис, и через несколько минут вертолет со спасательной группой был готов к вылету.

Я помчался вниз по лестнице, позабыв надеть куртку. Готов уже был повернуть ключ зажигания, когда вслед за мной из дома выскочил дедушка, помчался к машине и уселся на пассажирское сиденье.

— Куда это ты собрался?

— С тобой, сынок. Когда я ездил в Лабастиду, где спекулировал всякой всячиной, многие из нас проезжали через руины в окрестностях Пеньясеррады. Я хорошо знаю эти места. Если я тебе помешаю, то подожду тебя на дороге.

Я собирался сказать ему «нет», но, заметив, что он уже прихватил с собой одеяло, фляжку с водой и печенье, готовясь идти в горы, понял, что дед прекрасно знает, что делает. И что если я прибуду раньше спасателей, мне понадобится некто здравомыслящий, чтобы удержать меня от того, что может случиться со мной в горах.

* * *

Мы добрались до Пеньясеррады всего за четверть часа. Дед вел меня все более узкими лесными дорогами, мы пересекали буковые рощи, я гнал машину на максимуме, чтобы побыстрее оказаться на вершине и выиграть время.

Я припарковался, когда понял, что дальше придется идти пешком. Дед последовал за мной. Вскоре над нашими головами послышалось гудение вертолета. Через час наступали сумерки, и если мы ничего не найдем, они повернут вертолет и в очередной раз вернутся домой с пустыми руками.

Я ускорил шаг. На последних сотнях метров дед отстал, указав мне, как быстрее добраться до развалин.

И я добрался туда как раз в тот момент, когда вертолет приземлился на небольшой эспланаде.

Из кабины выскочила Эстибалис. Я подумал, что ее, того и гляди, унесет ветер, но она удержалась.

Мы искали возле трех стен, оставшихся от руин древнего готического монастыря, но ничего не обнаружили. Только камни, заросли сорной травы, разросшиеся кусты и…

И тут я увидел: там, впереди, что-то белое.

«Не может быть. Это же ее пальто».

— Сюда! — крикнул я.

И в следующий миг я нашел Альбу — точнее, какое-то грязное и изможденное создание, некогда бывшее Альбой, закутанное в длинный пуховик, с руками и ногами, стянутыми пластиковой лентой. Пуховик был намотан вокруг живота — должно быть, в попытке сохранить телесное тепло и защитить нашу дочь. Запястья содраны до мяса. А возле лица — небольшой импровизированный набор для выживания: старая раздавленная банка «кока-колы» с дождевой водой.

— Она в критическом состоянии! Положим ее на носилки и доставим в Чагорричу! — крикнул кто-то, не помню, кто именно.

— Думаешь, выживет? — кажется, спросил я.

— Ничего определенного сказать не могу, шансы невелики. Состояние очень тяжелое.

— Она беременна на двадцать пятой неделе, и у нее эклампсия, — автоматически доложила та часть меня, которая в эти мгновения не умирала от страха.

— Мы сделаем все возможное, но обещать ничего не могу.

* * *

Сколько было разговоров о способности человека к выживанию, когда Альба, которая несколько недель пребывала между жизнью и смертью, наконец оказалась вне опасности. Еще большее чудо, что все это пережила Деба — ее сердечко размером как у колибри колотилось каждый раз, когда нам показывали ее на УЗИ.