Марей. – Но мы могли бы прямо сейчас… Фредди! Впусти сюда, пожалуйста, тех мсье, что ожидают в соседней комнате.

– Полицейских? – испуганно вскинул голову Лионель.

Жан Марей поспешил его успокоить.

– Нет, – сказал он. – Приглашенных мною свидетелей. Полагаю, лучше устроить все так, чтобы представители правосудия принимали в данном деле минимальное участие.

– Благодарю вас, – всхлипнул Лионель. – А вы, Жильберта, простите меня! Простите за то, что моя бедная матушка… так обошлась с вашей.

– Простите его и за себя тоже, Жильберта, – промолвил Жан Марей. – Будем до конца честными: если бы вы подчинились тете и по ее совету остались ночевать в Люверси, в спальне покойной матери, то «груша»…

– Боже! – прошептал Лионель.

– Но это же ужасно, Жан! – пробормотала девушка. – Просто ужасно!

– …Сработала бы снова, и наутро вас обнаружили бы мертвой, «ужаленной» той самой змеей, останки которой так и не нашли, и это послужило бы доказательством, что ядовитая гадюка еще жива и где-то пряталась все эти пять лет. По мнению вашей тети, игра стоила свеч. Графиня получила бы в наследство все ваше состояние, которое вместе с ролью опекунши теряла в случае вашего замужества, а вашему жениху предоставляла оплакивать свою любимую Жильберту. Вот почему я пустил в ход абсолютно все средства, чтобы отвратить вас от Люверси, распалить ненависть к родовому имению. Однако раскрыть вам глаза на данные обстоятельства я не мог, ибо в то время еще не во всем разобрался. Надеюсь, теперь вы понимаете, как я испугался, услышав ваш крик в парке и увидев, что вы упали возле куста роз, а рядом с вами – графиня. На случай, если бы ей не удалось заставить меня, то есть Фредди Ужа, на ваших глазах ограбить дом, она приготовила дополнительный план: снова заманить вас в Люверси и убить смертельной инъекцией. Мадам де Праз торопилась, мне тоже пришлось ускорить события, и я украл картину псевдо-Мане. А вот и свидетели.

Жильберта, убитая кошмарной действительностью, залилась слезами. Лионель стоял, будто громом пораженный. Обри, не находя себе места, качал головой.

Вошли трое: пожилой мужчина, джентльмен средних лет и юноша – и безмолвно встали возле покойницы. Позади них топтался Фредди Уж. В проеме двери Марей заметил темноволосую женщину с пышной прической – Яву.

– Тоже пожелала приехать сюда, вслед за мной, – недовольно проворчал Фредди. – Эти господа, похоже, обнаружили ее у ворот. Когда заметила, что я взял с собой чемоданчик с инструментами, наверное, подумала, что я взялся за старое… Ступай и жди меня снаружи. Не видишь, я занят – работаю с этими господами и дамой. Остальное тебя не касается.

Префект полиции, мэтр Фейяр и его клерк Фуркад, почтительно сняв шляпы, обводили комнату и находившихся в ней людей жестким, внимательным взглядом.

При виде префекта по лицу Лионеля пробежала мимолетная, словно лучик неведомой лампы, тень тревоги, но Жан Марей пояснил:

– Не беспокойтесь, они здесь, все трое, неофициально – всего-навсего как друзья и свидетели. С господином нотариусом вы, несомненно, знакомы. Мсье же Фуркад – один из его сотрудников, а по совместительству, если можно так выразиться, и мой помощник в этом деле… Итак, господа, все произошло, как я и предвидел. Орудие убийства – сонетка – лежало в сейфе, ключ от которого мадам де Праз, свершившая над собой суд, всегда носила на груди.

Марей кивком указал на накрытое импровизированным саваном тело, лежащее на полу:

– Господин Обри подтвердит, что все обстояло именно так. Не правда ли, мсье?

Уже понимая, что ему ничто не грозит, привратник уверенно произнес:

– Да, мсье. Госпожа графиня приказала мне забрать змею из оранжереи, размозжить ей голову и закопать в парке, предварительно разжав прутья решетки, чтобы все подумали, будто тварь сама проделала отверстие и сбежала. На следующий день, узнав о смерти мадам Лаваль, я понял, что стал соучастником преступления, и принялся выпытывать у госпожи графини правду. Она была вынуждена признаться, что соорудила этот «аппарат», отыскав где-то сонетку в форме груши и шприц с иглой. Пока госпожа Лаваль спала, мадам де Праз заменила сонетку – она ведь постоянно сидела возле больной. Вот и все, господа… Тогда я ничего не сказал потому, что госпожа графиня как хозяйка мне нравилась, да и пошла она на это злодейство исключительно ради блага господина графа, своего сына. Клянусь вам, о том, что мадам сохранила эту проклятую сонетку, я и ведать не ведал.

Все молчали. Жан Марей и Фредди Уж, стоявшие бок о бок, обладали поразительным внешним сходством. «Аристократ» и «апаш» смотрели своими похожими, но вместе с тем такими разными глазами на этого странного обезьяноподобного субъекта, безгранично преданного хозяевам и в то же время насквозь порочного.

Наконец Марей вздрогнул, будто бы очнувшись от раздумья, снова прошел к сейфу, вынул пачку писем и вопрошающе взглянул на Лионеля де Праза.

– Можете отдать их Жильберте, – сказал ему граф. – В них нет ничего предосудительного, – напротив, они свидетельствуют о бесконечной доброте ее матушки по отношению ко мне. Увы, я не внял этим урокам, а теперь уже поздно.

– Никогда не поздно! – возразил Жан Марей. – Возьмите письма себе и перечитывайте – уверен, они вам помогут.

– Хорошо. Обещаю вам: я так и сделаю, – дрожащим голосом пробормотал Лионель.

Жильберта без единого слова вытащила ключ из замочной скважины сейфа и со слабой улыбкой, преисполненной любви и признательности, протянула жениху.

– Нет, дорогая, нет, – промолвил Марей, покачав головой. – Полагаю, на сей раз я вполне достоин другого ключа – не из тех, которые можно взвесить на ладони. Он, этот ключ, существует, но принадлежит к миру невидимых и невесомых вещей. Да, повторюсь: он существует, и он уже у меня… потому что вы всегда в моем сердце.

Он крепко обнял взволнованную девушку своими сильными руками и шепнул ей на ушко:

– И это – ключ от счастья…

1926

26 случаев из жизни комиссара Жерома

Ежедневная французская газета «Утро» (Le Matin), созданная в 1884-м и канувшая в Лету в 1944 году из-за обвинения в коллаборационизме, печатала рубрику, вызывавшую огромный интерес публики: «Тысяча и одно утро» (или «Сказки тысячи и одного утра», в зависимости от периода). Многие авторы, издававшиеся в этой рубрике, таким образом зарабатывали себе на жизнь.

Морис Ренар написал для газеты «Утро» около шестисот рассказов, обращаясь в них к десяткам сюжетов, но лишь к одному персонажу автор возвращался по ходу публикаций снова и снова – к мсье Жерому, который начинал свою карьеру как судебный следователь («У ясновидящего»), затем был инспектором («Неожиданный ход»,