Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Живая тень соскочила на землю: это был ловкий, точный в движениях, гибкий мужчина, ступавший бесшумно, как кошка, и тащивший на спине какую-то ношу. Он начал пробираться вдоль погруженной в тень стены, скользя, словно призрак.
Жильберта почувствовала, что кто-то тянет ее назад, и послушно отступила. Ширма странным и ловким маневром подвинулась вслед за ней.
С непостижимой внезапностью неизвестный очутился в передней. Открыть витражную дверь, которую он так и не затворил за собой, ему ничего не стоило. Его стройная фигура возникла в четырехугольнике света. Луна обвела профиль грабителя серебряным контуром.
Жильберта задрожала, но властная рука зажала ей рот. Она поняла, что Лионель следит за ее реакцией.
С металлическим щелчком вспыхнул глазок электрического фонаря, выхватившего из тьмы мебель, стены, портьеры, ширму.
Сноп света упал на дверь кабинета и моментально погас: человек прокрался внутрь. Жильберта, уступая давлению сильной руки, двинулась вслед за ним.
Ее поддерживали, направляли справа и слева, почти волокли вперед. Все трое очутились на пороге кабинета. Ковер заглушал их шаги.
Вдруг в переднюю проникла еще одна ночная тень. Испуганная девушка узнала грузное тело и длинные обезьяньи руки бывшего дворецкого Обри, когда-то наводившего на нее ужас. Жильберта не издала ни звука, но почувствовала за спиной его зловещее присутствие.
Ее снова подтолкнули вперед, и она застыла в дверях.
Прямо у нее на глазах грабитель бесшумно вошел в кабинет, и силуэт этого типа опять, будто в китайском театре теней, обрисовался, вместе с козырьком его фуражки и расстегнутой вверху рубашкой, на фоне окна. Жильберта дернулась, но на губы ей тотчас легла рука Лионеля.
Луч карманного фонарика вырвал из темноты сейф. Вор больше не стал выключать свет и поставил на ковер у своих ног нечто вроде объемистого чемодана. Блеснуло множество инструментов: ножовки, резаки, пилки, трубки, цилиндры. Из мрака наконец-то выступило лицо грабителя. Это был Жан Марей, но не импозантный красавец с лицом мыслителя-аристократа, а апаш с противной ухмылкой, безжалостным звериным взглядом и напряженной складкой на переносице.
Злоумышленник чиркнул спичкой, и по его наклоненной вниз физиономии заплясали всполохи света. Тишину проре́зал свистящий звук, и помещение озарилось сине-зеленым огнем. Жан Марей не спеша, как добросовестный рабочий, отрегулировал пламя.
И Жильберта видела все это!..
Девушка чувствовала себя словно на эшафоте. Нет, еще хуже: смерть «лечит» от всех страданий, а бедняжка испытывала муки, от которых не предвиделось избавления. Присутствующая при крушении своего счастья, несчастная жертва не спускала воспаленных глаз с омерзительного действа; в эту минуту она готова была умереть хоть десять раз – только бы прекратилась бесконечная пытка.
Быстрая и сильная ладонь снова прикрыла ей рот, но мадемуазель Лаваль, сорвав со своих губ невыносимую печать, судорожно рванулась вперед и издала горестный, отчаянный, душераздирающий вопль, брызнувший наружу, точно фонтан крови из раны:
– Жан!
Грабитель резко обернулся, но кто-то в передней ответил на зов девушки:
– Я здесь!
Звонкий радостный голос! Голос победы! Голос чуда! Голос любимого! Голос, прогнавший все прятавшиеся по углам тени!
Мрак мгновенно рассеялся. Грабитель сам щелкнул выключателем и теперь, как и все остальные, смотрел на того, кто только что появился чудесным образом, словно по мановению волшебной палочки, – на Жана Марея… Жана Марея в черном фраке с белой гвоздикой в петлице, красивого и утонченного, с улыбкой на лице и любовью в глазах!
Случилось одно из тех каталептических мгновений тишины и неподвижности, когда все замирает, когда даже время словно бы останавливается и в воздухе проплывает галлюцинирующий ангел изумления. Кинематограф жизни вдруг оборвался на этой шокирующей сцене. Вскипевшие от напряжения мозги на несколько секунд отключились, эмоции атрофировались.
Затем Жильберта, мадам де Праз, Лионель и Обри обратили свои взгляды на грабителя.
– Дамы и господа… – промолвил тот, прикоснувшись к фуражке.
– Боже! – простонала графиня.
Он был похож на загримированного и переодетого Жана Марея. Но откуда эти мешки под глазами, эти страшные стигматы? Неужели всего-навсего растушеваны карандашом?
Все четыре свидетеля этой странной очной ставки поочередно взирали то на Марея, то на грабителя, и различия проявлялись для них все отчетливее. Да, определенное сходство между этими двумя мужчинами имело место, но и только.
Жильберта уже бросилась в объятия жениха и уткнула мокрое лицо в его белый галстук с жемчужной булавкой, когда Лионель, указав пальцем на грабителя, гневно спросил у Марея:
– Кто этот человек?
– Альбер Леон Бескар по прозвищу Фредди Уж! – чистым, насмешливым голосом ответил Жан Марей. – Фредди похож на меня как брат, особенно в темноте, особенно когда нас не видят рядом. Вот и все.
Нежно отстранив Жильберту, он прошел в кабинет. Благодушие исчезло с его лица, которое приобрело новое, прежде никому не знакомое властное выражение.
– Ну и чего же, Фредди, ты ждешь? Почему не распиливаешь сейф? Мы тебе помешали? Продолжай, мой друг, продолжай.
Паяльник горел непрерывным жадным пламенем. Фредди, не издав ни звука, опустился на колени и взялся за аппарат.
Мадам де Праз схватилась за грудь и вскрикнула не своим голосом:
– Нет, мсье, не нужно!.. Остановите его!
Она пошатнулась и упала бы, не подхвати ее Лионель.
– Тогда дайте мне ключ, – потребовал Жан Марей. – Тот ключ, с которым вы никогда не расстаетесь.
– Для чего он вам, мсье? Мы с Лионелем вас обманули. Никаких бумаг на предъявителя в этом сейфе нет… Там именные сертификаты.
– В этом я даже не сомневался! Вы никогда не допустили бы подобной беспечности. Но все же откройте сейф, мадам, – откройте сами, так будет проще. Меня интересуют вовсе не ценные бумаги.
– Не стану я его открывать! – Побледневшая мадам де Праз снова поднесла руку к груди, выдавая этим жестом местонахождение ключа. – Там, внутри, письма… письма, которыми я не имею права распоряжаться, потому что они не мои.
– Ха-ха! Компрометирующие письма, верно? И адресованы они…
– Мне! – выкрикнул Лионель. – И полагаю, вы знаете, кем они были написаны.
– Отоприте сейф, мадам! – повторил Жан Марей.
– Нет, – отрезала графиня, к которой постепенно возвращались хладнокровие и бесстрашие.
– Начинай, Фредди!
Искривив губы в усмешке и словно упиваясь всем тем, что ему довелось услышать, Фредди сжал в руке горелку и угрожающе приблизился к сейфу.
Лионель черкнул на страничке, вырванной из блокнота, несколько строк и протянул ее Жану, не выпуская, однако, из рук. Марей прочел следующее:
Пусть эти письма и не сильно компрометируют память мадам Лаваль, полагаю, Жильберте лучше не читать их. Тетя Жанна пыталась наставить меня на путь истинный, когда я с него сошел. Однако тайна, которой она окутала свое доброе дело, придает ему некоторую двусмысленность. Зачем же