ли я писательницу по имени Мэвис Клэр? Я ответила отрицательно, после чего кузина вручила мне книгу под названием „Крылья Психеи“.

– Прочитайте! – искренне сказала она. – Вы почувствуете себя такой счастливой!

Я рассмеялась. Мысль о том, что современный автор может написать нечто такое, от чего человек почувствует себя счастливым, показалась мне смехотворной. Я знала, что цель большинства писателей – пробудить в читателе отвращение к жизни и ненависть к себе подобным. Однако, чтобы доставить удовольствие Еве, я прочитала „Крылья Психеи“, и если эта книга не сделала меня по-настоящему счастливой, то по крайней мере удивила и вызвала глубокое почтение к женщине, ее написавшей. Я узнала о ней все: она молода, хороша собой, отличается благородством характера и незапятнанной репутацией, а ее единственными врагами являются газетные критики. Это последнее обстоятельство настолько расположило меня к Мэвис, что я немедленно купила все ее сочинения, и они сделались для меня настоящей отдушиной. Ее представления о жизни странны, поэтичны, идеальны и прекрасны. И хотя я не могла принять их или следовать им, мне приносило утешение возникающее во мне желание, чтобы эти идеи оказались правдой.

А сама писательница – странная, поэтичная, идеальная и прекрасная, как и ее книги, – сейчас, как ни удивительно, находится всего в десяти минутах ходьбы от меня! Я могла бы послать за ней, если бы захотела, и рассказать ей все. Но она помешает моему плану. Она станет обнимать и целовать меня, держать за руки, приговаривая: „Нет, Сибил, нет! Вы не в себе, вы должны прийти ко мне и отдохнуть!“ Странное настроение овладело мной… Я открою окно и потихоньку позову ее: может быть, она в саду и придет ко мне. А что, если она услышит и ответит? Да, может быть, ход моих мыслей изменится и сама судьба сложится иначе!

* * *

Я позвала ее. Трижды тишина огласилась тихим призывом: „Мэвис!“ Но только ее маленький коричневый тезка, дрозд, покачиваясь на ветке ели, ответил мне осенним свистом. Мэвис! Она не придет. Сегодня Бог не сделает ее своим посланником. Она не догадывается, не знает о трагедии моего сердца, более мучительной и великой, чем все вымышленные трагедии. Если бы она знала меня такой, какая я есть, что бы она обо мне подумала?

* * *

Позвольте мне вернуться к тому времени, когда ко мне явилась любовь – пылкая, страстная и вечная! Ах, какая дикая радость охватила меня! Какой безумный огонь зажегся в моей крови! Какие грезы владели моим мозгом! Я увидела Лусио, и мне показалось, будто великолепные глаза какого-то великого ангела осветили мою душу! Вместе с ним приехал его друг, чье присутствие только оттеняло красоту Лусио: высокомерный и самодовольный дурак, миллионер по имени Джеффри Темпест. Этот человек купил меня и теперь имеет законное право называть себя моим мужем…»

Здесь я прервал чтение и поднял голову. Глаза мертвой женщины, казалось, пристально смотрели на меня, как и в зеркало. Ее голова еще больше склонилась на грудь, и лицо напоминало лицо покойной графини Элтон после последнего удара, когда паралич совсем обезобразил ее.

– Подумать только, и она мне нравилась! – сказал я вслух, указывая на ужасное отражение трупа. – Да, я действительно был глупцом! Таким же глупцом, как и все мужчины, готовые променять свою жизнь на обладание женским телом! Если бы существовала жизнь после смерти, если бы у такого существа была душа, похожая на это отравленное тело, то даже черти с ужасом отвернулись бы от такого отвратительного зрелища!

Свечи мерцали, и казалось, что мертвое лицо улыбается. В соседней комнате прозвонили часы, но я не считал число ударов. Я лишь привел в порядок страницы рукописи и с новым вниманием принялся за чтение.

XXXVI

«С той минуты, как я увидела Лусио Риманеса, – так продолжалась предсмертная исповедь Сибил, – я предалась любви и желанию любить. Я слышала о нем раньше от моего отца, который (как я, к своему стыду, узнала) был обязан ему денежной помощью. В тот самый вечер, когда мы познакомились, отец прямо сказал мне, что теперь у меня есть шанс „устроиться“ в жизни. „Выходи замуж за Риманеса или за Темпеста, кого легче обольстить, – сказал он. – Князь баснословно богат, но скрывает какую-то тайну. Никто не знает, откуда он на самом деле родом. Кроме того, он не любит женщин. Что касается Темпеста, то у него теперь есть пять миллионов фунтов, хоть он и выглядит легкомысленным дурачком. Советую тебе выбрать Темпеста“. Я ничего не ответила и не дала никаких обещаний ни о том, ни о другом. Однако вскоре я узнала, что Лусио не собирается жениться, и пришла к выводу, что он предпочитает быть любовником многих женщин, а не мужем одной. Я не разочаровалась в нем из-за этого, но решила сделаться по крайней мере одной из тех, кто разделяет его страсть. Я вышла замуж за Темпеста, понимая, как и многие женщины, что в законном браке у меня появится бóльшая свобода действий. Мне было известно, что большинство современных мужчин предпочитают любовную связь с замужней дамой, и надеялась, что Лусио с радостью поддержит задуманный мной план. Но я ошиблась, и эта ошибка повлекла за собой все дальнейшие несчастья. Я не понимаю, почему мой возлюбленный – тот, кто мне дороже всего на свете, – презирает и отталкивает меня с таким отвращением! Ведь в наше время это вполне обычная ситуация, когда замужняя женщина имеет любовника, помимо мужа de convenance![40] Писатели всячески это рекомендуют: адюльтер вновь и вновь не только оправдывается, но и защищается в длинных ученых статьях, открыто публикуемых в журналах. В чем же тогда моя вина? Почему нужно считать мои желания преступными? Если не произойдет публичного скандала, тогда какое зло я сотворю? Я не вижу зла; похоже, что Бог не заботится об этом. А ученые говорят, что Бога нет!

* * *

Я только что очень испугалась. Мне послышался голос Лусио, – он звал меня. Я ходила по комнатам, оглядываясь повсюду, открывала двери, прислушивалась, но тут никого нет. Я одна. Слуге велено не беспокоить меня, пока я не позвоню… Но я никогда не позвоню! В сущности, странно: на самом деле я никогда не понимала, кто такой Лусио на самом деле. Он называет себя князем, и в это вполне можно поверить, – хотя титулованные особы в наши