Странная река даже не дрогнула, только на миг вспыхнула чуть ярче. Или ей показалось?

— Шли, шли и видят озеро, а около ходит табун лошадей. «Ах, сестрица, если бы ты знала, как мне пить хочется!». «Не пей, братец, а то жеребеночком станешь!»

Тают осколки под тонкими девичьими пальцами. Все ярче и ярче сияет поток души маленького Йохана, потомственного целителя. Колдовской дар переливался в мальчике, будто сундук с сокровищами. Однажды Йохан вырастет и сам начнет лечить чьи-то израненные сердца. И равных ему в Острижском государстве будет с каждым годом все меньше и меньше…

А пока делай свое дело, чародейка. Благословение Милосердной Матери, не только забирающей, но и дающей, тебе в помощь.

Ниенна погрузила пальцы в сияющую монетной россыпью воду. Малыш сам оттянет ровно столько, сколько ему нужно.

Главное — не останавливаться и не молчать.

— Шли, шли и видят: пасется у воды стадо коз. «Ах, сестрица, я напьюсь». «Не пей, братец, а то козленочком станешь!». Но не послушался Ваня сестру, выпил из лужи и вмиг оборотился козленочком…

Кружилась голова, пересохшее горло нещадно саднило. Медленно, капля за каплей, уходила из Ниенны ее витальность. Но страха не было. Йохан не возьмет лишнего. Его светлый дар не позволит ему кого-то калечить или иссушать до дна.

Пусть он всего лишь ребенок.

Холодели коленки, стоявшие в мокрой грязи и глине. Штанины прилипли к телу и неприятно щипали кожу. Но сказка, что казалась поначалу очень длинной, лилась ровно, без остановок, и слова, проговариваемые Ниенной, падали мерцающими фиолетовыми цветами в золотую реку, расплывались кругами по воде. И вот уже оставшиеся черные осколки истаивали сами, стоило просто на них взглянуть. Вот осталось всего три. Вот один…

Сказочная девица благополучно расколдовала брата и вышла замуж за королевича. Реальная — чувствовала, что в горле саднит все сильнее и сильнее.

«Милосердная Мать, да это же банальное начало застуды! — некромансерка едва не рассмеялась. — Я потратила столько сил, что к вечеру непременно разболеюсь. Если доживу, конечно…»

Она открыла глаза. Йохан лежал неподвижно на руках у старшего брата, лицо малыша было ровным и безмятежным. Огненный круг потух, только трава нещадно дымилась. Едва слышно шелестел утихающий дождь. Неподалеку устало ругались мужики, промывая друг другу раны настойками из темных бутылей. Древолюди лежали вдоль поляны гнилыми дубовыми колодами, совершенно безжизненными, многие были посечены практически в щепу. Мертвецов тоже неслабо покромсало ветвями древесных чудовищ, но по ту сторону жизни нет телесной боли. Поэтому все они, как один, стояли, запрокинув головы в небеса.

«Их же отпустить надо!» — охнула про себя Ниенна. Хватит ли сил?

— Ниенна, — окликнул ее дрогнувший голос.

Ингвар, все еще стоявший на коленях в грязи, смотрел на девушку запавшими от усталости глазами. И ничего в них не было, кроме глухого отчаяния.

— Он не шевелится.

Некромансерка опустилась на колени, приняла пухлое тельце из вмиг обмякших мужских рук. Прижалась губами к взлохмаченной макушке.

— Жив. Погоди немного, очнется, — слова выходили из груди болезненными толчками, словно камни из почек горького пропойцы.

Как отпустить мертвецов? Ох, Милосердная Мать, помоги не нарушить слово, данное измученным людям, которых даже после смерти злобный колдун не оставил в покое! Дай сил отправить их души в небесную обитель, где всякая скорбь будет утешена!

Все их грехи просты и смешны. Оборотить на себя внимание пригожего парня? Разбогатеть, когда денег не хватает даже на хлеб? Избавиться от лютого врага или болезни, терзающей тело? Вернуть здоровье родителям или детям? Они и так настрадались при жизни, неужто и после смерти придется им скитаться по земле одинокими и неприкаянными?!

— Неня.

Некромансерка вздрогнула и разлепила мокрые веки.

— Неня, — повторил лежащий на ее руках мальчишка. Взгляд его был осмысленным и очень цепким. — Не пачь. Ти басая узе.

Он протянул перепачканную ладошку и осторожно вытер влагу с ее щеки.

— Большая, — всхлипнув, согласилась Ниенна. — Не буду плакать. Здравствуй, Ванечка. Ты долго был нездоров, и все еще болеешь, но теперь тебя точно излечат. Поедешь в столицу. Там и заговоришь со временем…

— Хаасо, — покладисто кивнуло дитя, и повернуло голову к Ингвару, который сидел неподвижно, открыв рот. И, кажется, даже не дышал.

И чумазое личико озарилось радостью

— Тятя! — выдохнул он и протянул к брату ручонки.

В следующий же миг Ингвар сгреб его в охапку и уткнулся носом в прореху на тупупчике, что рассекала левое плечо.

— Тятя, — с нежностью повторил малыш.

— Нет, Ванька, — просипел в ответ кузнец, то и дело вздрагивая. — Я братец твой, ты забыл? Ничего, вспомнишь потом…

— Не. Тятя, — неуверенно ответил Йохан-Иван и оттопырил нижнюю губу, готовясь заплакать.

Ниенна мигом вспомнила, кто тут чародей, проучившийся почти половину срока в лучшей академии Острижского государства, а кто — любящий родственник, способный по незнанию поставить под угрозу едва начавшееся выздоровление ребенка.

— Ингвар, прекрати, он еще нестабилен, — зашипела она. — Ты его кормил и нянчил, он тебя ощущает отцом. Пусть так, лишь бы окреп скорее. И по ментальному развитию ему все еще два года, не забывай. Потом, когда вылечится, уже расскажешь обо всем, что когда-то случилось…

Ингвар поднял голову и взглянул на девушку так, будто видел ее в первый раз. Мокрые русые волосы облепили голову, лицо было перепачкано в копоти. Он осунулся всего за несколько часов.

И лишь глаза посветлели, как у человека, у которого разом разрешилась целая охапка давних проблем. И теперь Ниенна явственно видела их настоящий цвет. Не черный — сумеречно-синий. То самое небо перед бурей, заветное, таинственное, однажды заполонившее всю ее душу.

Как у нее закружилась голова, она потом не помнила. Очнулась быстро, лежа щекой на плече мужчины, от которого так упоительно пахло клюквенными болотами и медом. Не осталось сил говорить и даже плакать. Но Ниенна чувствовала, как от ладони, просунутой ей под кожух, идет невероятное густое тепло, и как расслабляются задубевшие от усталости и напряжения мышцы. Как перестает царапаться, а затем исчезает холодный ком в груди. Как постепенно, капля за каплей, наполняется внутри алый ручеек.

Станет ли он когда-нибудь снова морем?

Щека Ингвара, в которой она прижималась холодным лбом, тоже была мокрой. От дождя, наверное.

Так бы и сидела до самой ночи, не шевелясь, в объятиях кузнеца. Но тут под левым боком завозился малыш Йохан.

— Тятя, — жалобно захныкал он. — Ам!

Ниенна рывком подняла отяжелевшую голову и засмеялась.

— Правильно, Ванечка. Война войной, а обед по расписанию, как говаривал один из королей. Пора домой.

— А колдун? — тут же