ослаблены вторжениями и гражданскими войнами[964]. В такой ситуации важное значение имела экономика. Контроль над людьми в удаленных районах мог стать тяжелым испытанием с точки зрения логистики. Вероятно, существовала тонкая грань между восприятием населения из удаленных районов в качестве преимущества или помехи: либо потому, что эти люди конкурировали со своими завоевателями за ресурсы, либо потому, что они не вносили достаточный вклад, чтобы оправдать вложения завоевателя, или и то и другое. Между тем провинция крайне редко получала достаточную компенсацию за изъятые у нее ресурсы, и этот дисбаланс разжигал недовольство. Семьи, испытывающие чрезмерную нагрузку, могли уходить в глушь, где они жили, как беженцы, вне досягаемости для правительства. Тем не менее на протяжении истории тысячи раз те люди, которые предпочли остаться на своей земле, в конце концов завоевывали свою независимость, будь то за счет добровольного отступления завоевателя или в результате борьбы.

Имперское перенапряжение могло быть обусловлено тем, что источником самых экзотических и желанных товаров часто служили радикально отличающиеся общества, которые находились очень далеко. В какой-то момент более выгодным с практической точки зрения стал переход от завоевания к торговле, и именно такой расчет привел к появлению Великого шелкового пути и торговых сетей современности[965].

В больших масштабах появляются и другие закономерности. Месопотамия и Мезоамерика были похожи на Европу: множество государств в одном географическом регионе, у которых, благодаря торговле и историческим связям в результате прошлых завоеваний, было много общего. Как отдельные общества, так и подобные региональные скопления могли исчезнуть. Шумер, Аккад, Вавилония, Ассирия и другие государства в бассейне рек Тигр и Евфрат возникли и исчезли. Но у них у всех обнаруживаются общие элементы, которые мы называем культурой Месопотамии, с частично совпадающими стилями искусства и политеистическими религиями. Однако в I в. н. э., после того великолепия, что наблюдалось на протяжении трех тысяч лет, культурные традиции Месопотамии, политическая организация и языки почти исчезли. В результате вторжения номадов с юга и запада все пришло в упадок, и влияние этой культуры на современные популяции Ближнего и Среднего Востока оказалось лишь остаточным и очень слабым[966].

Все это напоминало безумную скачку, представленную в сверхзамедленном действии. Каждый подъем и упадок оставлял свой отпечаток на населении региона, принося новую мешанину элементов культуры. Завоеванные народы, вновь обретя свободу, могли вернуться к способам действий своих предков, но не полностью. Более крупное общество, частью которого они были, оставило свою метку, поскольку они, вероятно, выучили его язык или переняли верования тех, кто когда-то находился у власти. Следовательно, в целом регионе (например, на всей территории Мезоамерики, которую населяли множество последовательно сменивших друг друга цивилизаций майя) свидетельства существования в прошлом союзов между людьми сохранялись в виде растущего сходства их идентичности. Такое частичное совпадение, вероятно, с каждым разом превращало завоевание и контроль этими обществами друг друга в еще более легкую задачу.

Отпечаток прошлого обществ, возможно, объясняет некоторые любопытные моменты мировой географии. Например, состоящие в очень дальнем родстве народы, живущие в тропических лесах Южной Америки, имеют сходные ремесла, традиции и языки, похожесть которых непросто объяснить только торговлей. Их гибридные культуры могут быть характерным признаком существования могущественных вождеств, ныне исчезнувших, которые подавляли и перестроили идентичность многих. Археолог Анна Рузвельт, правнучка Теодора Рузвельта, утверждает, что в бассейне Амазонки когда-то были городские центры. Доказательства существования этих крупных городов, такие как доисторические каналы, которые я видел в Суринаме, запрятаны глубоко в земле под зеленым ковром[967].

Прогресс и падение наций

В прошлом веке по крайней мере большинство войн были гражданскими и представляли собой жестокие попытки разрушить общества, а не расширить их территорию[968]. Факторы, которые мы уже подробно разобрали при рассмотрении разделов древних человеческих обществ, продолжают играть роль. Идентичность остается главнейшим фактором как в построении, так и в раздроблении наций, но существует одно важное отличие. Раскол в общине охотников-собирателей возникал из ничего в пределах всей территории из-за различий, к которым приводила ненадежная коммуникация между людьми, почти одинаковыми на момент формирования общества. В племени фракции возникали на пустом месте таким образом, что подобное было трудно предвидеть, когда это общество было молодым. Что же касается современных наций, то многие фракции указывают на группы, различия между которыми возникли в далеком прошлом, еще до возникновения государства. Народы, которые борются за независимость, такие как шотландцы или каталонцы, интересуются не только политическими и экономическими вопросами, у них имеется существенный психологический стимул: они представляют себя другими еще с незапамятных времен.

Очень интересно рассмотреть, что это означает с точки зрения психологии. Реакция древних людей на раскол в их рядах, вероятно, формировалась очень медленно до того, как для членов общества, чьи предки во времена его зарождения считали друг друга равными, наступал переломный момент. Граждане государства, наоборот, могут отреагировать на многие восстания, сразу же сосредоточившись на давних социальных отличиях бунтарей, и такой выбор временами может привести к возобновлению вековых конфликтов. По всей вероятности, выходят на поверхность негативные стереотипы и пренебрежительное отношение, то есть представления, которые можно проследить, по крайней мере приблизительно, до времен, когда эти люди принадлежали к отдельным обществам.

Современные сепаратистские группы используют символы, которые имеют значимые связи с их прошлым, – и, несомненно, манипулируют ими для достижения сильного эмоционального эффекта, – чтобы сохранить единство своих людей вопреки трудностям или вдохновить их на выход из государства[969]. В результате распада Югославии появились шесть республик, которые переделывали гимны, флаги и праздники, прежде ценившиеся их населением, а также незамедлительно добавляли новые элементы. Такая радикальная замена напоминает о том, насколько быстро происходило расхождение между охотниками-собирателями и устанавливались различия после травмы, нанесенной в результате раздела[970]. Но притязания на проверенные временем маркеры – ненадежный способ вернуть к жизни свежедобытую независимость народа.

Как и в случае разделения на части древних обществ-государств, таких как государства майя, население образовавшихся стран часто должно обходиться гораздо меньшим по сравнению с тем, что они имели, будучи в составе более крупной нации. Если первоначальный режим не был чрезвычайно репрессивным, то такое положение превращает разделение в шаг назад в экономическом плане. В наши дни отделившиеся нации, которые почти не получают помощи извне, восстанавливаются очень медленно: среди стран, образовавшихся в результате разделения Югославии, Босния и Косово по-прежнему находятся в упадке. Тем не менее, как мне кажется, сильное чувство принадлежности к новому обществу может компенсировать любые потери, связанные с качеством жизни. К тому же вынужденное подчинение далекому правителю часто может привести к социальному истощению. К счастью, основы