многих отношениях можно приравнять. Тем не менее есть одно важное отличие. Этнические группы стали вкладывать элементы своей идентичности и социальных обязательств в более крупное общество, частью которого они стали. Эти группы до некоторой степени действовали как общества внутри одного общества.

На этой финальной стадии нашего повествования люди вступили на путь, несколько аналогов которого встречается в природе. Приблизительное соответствие такой сложности – общества внутри одного общества – наблюдается в колоссальных кланах кашалотов, каждый из которых включает сотни социальных единиц-сообществ, состоящих из нескольких взрослых самок и их детенышей. Но это поверхностное сходство. Социальные единицы не отличаются поведением и отношениями власти так, как отличаются этносы. Принадлежность к одному и тому же клану обеспечивает социальным единицам возможность объединяться, чтобы эффективно ловить добычу за счет использования общих методов охоты, и это все. В отличие от кашалотов каждый аспект человеческой жизни пропитан этническими особенностями.

Если этносы должны считать друг друга приемлемыми в рамках более крупного общества, их следующим шагом должно стать приспособление идентичностей, достаточное для того, чтобы любые оставшиеся между ними различия стали гораздо менее важными. Поскольку различия между этносами, так же как и различия между обществами, записаны на теле – в форме маркеров, влияющих на поведение и внешний вид, – то включение чужаков в общество требует от них приспособления к местной «письменности». То есть они должны ассимилироваться[992].

Ассимиляция становится более трудной, когда необходимо навести мост между значительно отличающимися культурами, а у народов имеются людские и другие ресурсы, чтобы сопротивляться, – это препятствие, которое может тормозить расширение империй. Обычно это происходит особым образом, как я расскажу далее, поскольку способ включения чужаков в общество гарантирует, что каждое общество в значительной степени выкристаллизовывается вокруг одного этноса. Почти всегда этот преобладающий народ был основателем общества, с самого начала населял его центр и венчал Великую цепь бытия, а другие группы страдали от негативных предубеждений при сравнении с ним[993].

Власть главным образом сосредоточена в руках этой основной группы людей, особенно лидеров и знати, которые по большей части являются представителями доминантной группы и стремятся обеспечить свои интересы. Поэтому ассимиляция асимметрична. На другие этносы ложится бремя: они должны соответствовать доминантной культуре. С этого момента я буду использовать термин «этническая группа» так, как он обычно используется в повседневной практике, – для описания не доминантного народа, а таких групп с более низким статусом. Доминантная группа может принуждать эти этнические группы соответствовать или (если представители этносов считают, что изменения пойдут им на пользу) поглотить их на добровольной основе. Зачастую происходит и то и другое, а также определенное подстраивание для того, чтобы успокоить другие этнические группы. Независимо от того, навязаны ли изменения или они происходят добровольно, пока новоприбывшие узнают, чего от них ожидают, доминантный народ проявляет некоторую терпимость (определенно большую, чем обычно демонстрировали инки)[994].

В этом нет ничего удивительного. Вероятно, так же приспосабливаться приходилось отдельному члену локальной группы охотников-собирателей, который вступил в брак с представителем другого общества и стал жить там; от этого человека тоже ожидали поведения в рамках социальных границ, установленных в принявшем его или ее обществе. До тех пор местным приходилось принимать во внимание чужеродный образ действий новичка. Появление самой возможности ассимиляции целой популяции, должно быть, связано с такими избирательными перемещениями одиночек, стремящихся стать членами другого общества, своего рода переход, который широко распространен у животных и который, вероятно, происходил в нашем эволюционном прошлом.

Абсолютное признание требует от этнической группы отказаться от всего, из-за чего ее представителей могут заклеймить и назвать «паршивыми овцами», например от традиций, которые доминантная культура считает аморальными или достойными порицания. Один из бесчисленных примеров – запрет потлачей индейцев Тихоокеанского Северо-Запада, введенный в 1884 г. канадским правительством, которое объявило потлачи расточительными и нецивилизованными. Доминантные народы постоянно берут на себя обязанность «цивилизовывать» людей, навязывая им стандарты приемлемого поведения, а также требуя, чтобы эти «дикари» (термин, который поселенцы в Соединенных Штатах часто применяли по отношению к индейцам, хотя такое отношение существовало еще до появления письменности) покорно принимали предназначенное им место в социуме. Колумб заметил рабов в тот же день, когда «Санта-Мария» бросила якорь у берегов Нового Света, где коренные американцы разумно объясняли захват пленников как их «приручение»[995].

Хотя такое насаждение «цивилизации» касалось и менее выдающегося поведения, чем потлачи, целью доминантного народа никогда не было стирание границ между ними и другими этническими группами. Конечный результат ассимиляции – это своего рода слияние, но такое, что не приводит к утрате обособленной идентичности. Вместо этого идентичность когда-то независимого общества преобразуется по образу доминантной группы, но лишь до некоторой степени.

Я говорю «до некоторой степени», потому что если странное поведение части подчиненной группы вызывало дискомфорт у доминантного народа, то такую же реакцию мог вызывать и избыточный конформизм. В действительности слишком большое сходство между этносами может ущемлять желание людей отстаивать ценимые ими различия и в конечном итоге еще больше усилить предубеждения. Кроме того, слишком сильное уподобление может разрушить самооценку представителей этнических групп[996]. Поэтому, хотя доминантные группы в основном определяют то, что происходит, точка зрения этнических групп тоже имеет значение. Приспособление к ожиданиям людей, имеющих власть, усиливает положение этнической группы или, по крайней мере, ее легитимность, но только до тех пор, пока ее представители остаются достаточно отличающимися, чтобы не посягать на уникальную идентичность доминантной группы. Нацисты выбрали евреев в качестве мишени не потому, что те не смогли вписаться в немецкую культуру, а потому, по крайней мере отчасти, что их признавали отличающимися, но чаще всего не могли отличить от остальных немцев. Меноры и кошерная пища оставались невидимыми за закрытыми дверями. Такая неопределенность использовалась для поддержания страха, что евреи используют ассимиляцию, чтобы скрыть богатство, влияние и свои злые намерения[997]. Свободное владение доминантной культурой подвергало евреев такой же опасности, как и их отличия.

Конечно, каждый этнос оказывает некоторое влияние на доминантную культуру: границы позволенного обществом немного раздвигаются, когда оно принимает кухню, музыку и другие яркие особенности культуры этноса, точно так же, как общество могло импортировать такие элементы из других обществ[998]. Например, Рим в процессе романизации дальних районов также получал лучшее, что эти люди могли предложить: духи, красители, специи и вино[999]. Даже при наличии этого сказочного набора этнических признаков мы тем не менее можем выделить ряд общих характеристик, описывающих общество целиком (например, канадская культура). Но большинство обществ больше не характеризуются лишь одной культурой в том смысле, в котором