очень красива, она является воплощением Бодхисаттвы Сострадания и присматривает за Царством Голодных Призраков. Вытирая пыль с каждой из ее рук и голов, Айкон сроднилась с ней, и, допоздна засиживаясь за рукописью в комнате учителя, она часто поднимала взгляд на Сенджу Каннон и думала о Голодных Призраках с огромными и вечно пустыми животами, об их ненасытном аппетите и неутолимом желании большего. Рты у них крошечные, как булавочные отверстия, а горла тонкие, как ниточки, поэтому они никогда не могут насытиться. Айкон понимала их мучения.

«Дорогая Сенджу Каннон, – молилась она. – Пожалуйста, помоги мне написать эту книгу. Пожалуйста, пусть моя книга поможет другим людям, которые страдают так же, как и я. Пожалуйста, пусть моя книга станет бестселлером, чтобы я могла оплатить новую крышу для храма».

В день, когда умер ее учитель, кровельщикам все еще не было уплачено. Айкон с тяжелым сердцем сидела рядом с ним и смотрела, как он тяжко дышит. Она не успела закончить книгу вовремя и не выполнила своего обещания принести храму доход. Он, наверное, страшно разочарован во мне, думала она. А если он умрет разочарованным, не станет ли и он голодным призраком? Это была ужасная мысль. А старый храм, что с ним станет? Землю продадут, а храм снесут, чтобы освободить место для офисных зданий и высотных кондоминиумов? В последний месяц своей жизни ее учитель передал ей дхарму и сделал ее наследницей своей дхармы[68], но без храма мало что можно унаследовать и передать дальше. Умрет ли вслед за ним и его дело?

И что станет с ней? Куда ей деваться?

Учитель тогда, казалось, услышал ее мысли. Он уже несколько дней ни на что не реагировал, дыхание его замедлялось, а паузы между вдохами становились все длиннее. Но в этот момент он открыл глаза и посмотрел прямо на Айкон, и его взгляд был ясным и пристальным. Он ничего не сказал, но в этом не было необходимости. Она знала, о чем он думает.

«Хорошо, – прошептала она. – Я не сдамся. Так или иначе, я сохраню наш храм, обещаю».

Кажется, он услышал и ответил: в его взгляде мелькнули знакомые огоньки. Потом он моргнул и закрыл глаза навсегда.

Но она и теперь чувствовала на себе его взгляд: он смотрел на нее с фотографии все с тем же чуть насмешливым выражением. Струйка дыма потянулась за кончиком благовонной палочки, когда она, совершая ритуал, протянула руку и крепко воткнула палочку в чашу с пеплом.

– Вы думали, я не смогу этого сделать, – сказала она. – А я смогла.

Ее помощница, еще одна послушница по имени Кими, открыла дверь, поклонилась, а затем посторонилась, пропуская ее. Айкон вышла в коридор, ведущий к дзендо, поклонилась хранительнице времени и взглянула на надпись, сделанную на деревянной доске изящным каллиграфическим почерком. Это было дзен-буддистское стихотворение, написанное ее учителем:

Успей родиться прежде, чем умрешь.

Жизнь преходяща. Время ждать не станет.

Проснись! Проснись!

Мгновений не теряй!

Это стихотворение, хоть оно и было предостерегающим, всегда придавало Айкон сил и помогало мобилизоваться. В дзендо она села то место, где раньше сидел ее учитель, и окинула взглядом зал и ряды медитирующих, которые устраивались на подушках, лицом к гладким белым стенам. По одну сторону сидели гости и прихожане, а напротив них – монахини. Айкон пробежала взглядом по своим ученицам, проверяя осанку, и с удовлетворением отметила, что их спины прямые, а головы выбриты до блеска. Женский монастырь, подумала она. Вот что получил в итоге ее учитель. Никто не поднимал на нее глаз. Женщины сидели, опустив глаза и погрузившись в медитацию, но если бы они взглянули на Айкон, то увидели бы, как по ее лицу промелькнула легкая, как тень, улыбка. А что – сильные, компетентные женщины, подумала аббатиса. Старик получил то, чего заслуживал.

62

Уважаемая госпожа Кониши,

Надеюсь, я не утомила вас своими письмами. Хотя, думаю, вы все равно не читаете свою электронную почту, так что это не имеет большого значения. В последнее время у меня не слишком широкий круг общения, и когда я пишу вам, мне проще держать себя в руках, так что вы помогаете мне, даже не отвечая.

Но если вы все-таки случайно прочтете это и захотите ответить, у меня к вам есть конкретный вопрос по избавлению от беспорядка, которое, кстати, продвигается, потому что в последнее время сын начал мне помогать. В своем первом письме я рассказывала, что у Бенни эмоциональные проблемы, но на самом деле все гораздо серьезнее. У него слуховые галлюцинации, и ему кажется, что вещи с ним разговаривают например его кроссовки, чего, конечно, не может быть. Он принимает антипсихотические препараты и две недели лежал в детском психиатрическом отделении, но после выписки его поведенческие проблемы только усугубились. Он начал лгать мне, прогуливать школу и тусоваться с ребятами постарше, с которыми познакомился в отделении, и у меня есть подозрение, что они могут употреблять наркотики. Врач говорит, что у него, возможно, шизофрения, но это еще неизвестно, потому что она все время меняет свой диагноз. Конечно, сейчас у него подростковый возраст, так что некоторые его выходки, вероятно, вызваны гормонами, но я вся изволновалась.

Однако в последнее время у меня появилась надежда на лучшее, потому что после того неприятного случая, когда я упала со ступенек и меня спасли вороны, Бенни стал помогать по дому, он ходит за продуктами и убирается. Не знаю, что бы я без него делала! Он все еще замкнут, но врач считает, что ему уже лучше, так что прогресс налицо. У его отца были проблемы с наркотиками и алкоголем, и иногда я боюсь, что Бенни мог перенять это от него. Кенджи почти никогда не употреблял тяжелые наркотики, но он любил выпить и покурить травку с друзьями. Сначала меня это не беспокоило, потому что он был музыкант и это был просто его образ жизни, но потом, когда я забеременела, я попросила его завязать, и он это сделал. Он действительно хотел быть хорошим отцом, и мы оба согласились, что должны подавать сыну хороший пример. Мы знали, что никогда не разбогатеем и не сможем дать Бенни много материальных благ, но нас это не пугало. Мы были уверены, что сможем создать для сына атмосферу любви, стабильности и творчества, и какое-то время, мне кажется, нам это удавалось.

Но когда Бенни было лет шесть или семь, Кенджи снова взялся за старое. Возможно, он был разочарован тем, что его