группа не получила большой известности, а он чувствовал, что стареет и при этом как бы стоит на месте, хотя он никогда, в общем-то, об этом не говорил. Он начал все позже приходить домой после концертов, и я сначала этого не замечала, так как мне из-за моей работы приходилось рано ложиться спать. Но потом я нашла у него в кармане пакетик с травкой, и это привело к нашей первой по-настоящему большой ссоре. Я на него ужасно разозлилась за то, что он нарушил свое обещание и солгал мне, и в конце концов он извинился и поклялся, что снова «завяжет», и он попытался. Он действительно пытался.

Вообще-то, я не хотела во все это вдаваться. Я просто хотела сообщить вам, что Бенни становится лучше, и уборка тоже идет довольно хорошо, по крайней мере, шла. Успех, которого я добилась с ящиком для носков, придал мне уверенности и показал, что я могу измениться, но над остальной частью дома все еще нужно хорошенько поработать. Вы в своей книге написали, что не так важно поскорее выполнить работу, как выполнять ее как следует. Но, к сожалению, для меня сейчас важнее поскорее выполнить, потому что сын моей квартирной хозяйки арендовал мусорный контейнер, оплату которого он вычитает из моего страхового депозита, и приказал мне срочно прибрать мою часть дуплекса, иначе он начнет процедуру выселения. И я не могу выполнять эту задачу как следует, потому что у меня перелом лодыжки, сотрясение мозга и работа.

Нет, я не жалуюсь. Есть и хорошие новости: моя лодыжка заживает, сотрясение мозга тоже проходит, и врач говорит, что я снова могу пользоваться компьютером, но только понемножку, а ведь через неделю выборы, в новостях столько всего происходит, что мне нужно работать сверхурочно, а в сутках просто не хватает часов! Итак, вот мой вопрос: как мне навести порядок должным образом, с любовью и состраданием, когда у меня сломана лодыжка, больной ребенок и страна на грани катастрофы? А если я не смогу закончить уборку и нас выселят, куда нам деваться? Наша квартирная хозяйка, старая миссис Вонг, любила моего мужа и никогда не повышала нам арендную плату, но моей зарплаты едва хватает, чтобы ее выплачивать, а арендная плата в городе взлетела так высоко, что жить здесь нам скоро будет не по средствам.

Наверное, мы могли бы переехать в другой город, но тут еще эта ситуация с Бенни. Он наконец-то начинает осваиваться в школе с новой индивидуальной образовательной программой, но совсем недавно…

63

Всю ночь напролет, пока монахини крепко спали, электронные письма продолжали приходить. Неумолкающие звуки внешнего мира почему-то разбивались, как волны, о стены маленькой обители, не достигая монахинь. Грохот и вой уличного движения, визг полицейских сирен и машин скорой помощи, вопли пьяных рабочих, поющих и блюющих на тротуары, – ничто из этого гама не проникало в спальни послушниц.

Но Айкон все это слышала. Настоятельница лежала в своих покоях без покоя и сна. Она привыкла проводить ночи в своем кабинете, чтобы занимать себя работой во время частых приступов бессонницы. Работы в последнее время стало слишком много. Медиа-группа, опубликовавшая ее книгу в Японии, хотела, чтобы она снялась в телешоу, американские издатели звали в авторский тур по США, с ученицами нужно было заниматься, растущая паства тоже требовала внимания, плюс ко всему она подписала контракт на новую книгу, писать которою у нее совсем не оставалось времени. Она ушла из бизнеса, чтобы избавиться от такой жизни, но стресс догнал ее и здесь.

Айкон машинально посмотрела на алтарь, где в свете луны безмятежно восседала на своем лотосе одиннадцатиглавая Каннон. Тысяча рук исходила из ее тела, как ореол лепестков хризантемы, и каждая из них была с глазом на ладони или с каким-нибудь инструментом просветления. Когда Айкон была еще послушницей и стирала пыль со всех этих искусно вырезанных инструментов – зеркал, топоров, драгоценных камней, бус, цветов, колокольчиков, колес, веников, мечей, луков и стрел, она часто задавалась вопросом, зачем Каннон нужно так много вещей для спасения всего сущего от страданий. Почему она не может избавить мир от жадности, ненависти и заблуждений без этой горы хлама? Она однажды задала этот вопрос своему учителю. Это было уже незадолго до его смерти, когда она писала главу о стремлении к материальным благам. Учитель лежал на своем футоне и долго не отвечал, так что Айкон засомневалась, услышал ли он ее вообще, но потом он пошевелился: повернул голову, чтобы посмотреть на статую. Когда он заговорил, голос его был таким слабым, что она его с трудом расслышала.

«Каннон – женщина, – произнес он. – А женщины любят красивые вещички».

Знакомая искра гнева вспыхнула в ее груди, щеки запылали. Пусть он старик, мастер дзен и лежит на смертном одре – и все равно это не оправдание для сексизма. Она вдохнула поглубже, собираясь все это сказать, но учитель повернулся к ней, и Айкон увидела, что он улыбается. Она выдохнула. Конечно. Он всегда точно знал, на какую кнопку нажать.

«Ты знаешь, почему у Сенджу Каннон тысяча рук? – спросил он, и когда она ответила, что не знает, он чуть заметно кивнул. – Ну что ж, – сказал он, закрывая глаза. – Я тебе расскажу. Давным-давно Каннон, Бодхисаттва Сострадания, дала священную клятву освободить все существа и помочь нам пробудиться к нашей истинной и светлой природе».

Слова его были подобны бусинкам на нитке мала[69], слетающим с его губ вместе с маленькими облачками воздуха. «Каннон была похожа на тебя. Она усердно трудилась, но существ, попавших в ловушку заблуждения, становилось все больше. Она слышала их жалобные крики и так расстраивалась, что однажды у нее взорвалась голова. Учитель замолчал, широко открыл глаза и посмотрел на нее. «Ты мне не веришь? А так оно и было. Голова распалась на одиннадцать частей, так что у нее стало одиннадцать голов. Такое чудо!»

Его голос звучал так живо, почти как в прежние времена. «Но одиннадцати голов все равно было недостаточно. Существ было слишком много, чтобы удержать их всех в своих объятиях, но она продолжала тянуться и тянуться, пока ее руки тоже не взорвались. Они раскололись на тысячу кусочков, так что теперь у нее была тысяча новых рук и тысяча новых кистей, и у каждой руки был глаз на ладони».

Учитель снова закрыл глаза и вздохнул. «Вот почему ее называют Наблюдателем Звуков, Тем, Кто Слышит Крики Мира…» Его голос затих, но слова продолжали парить в воздухе, как аромат от палочки