Однако после правильной оценки обстановки и принятия правильных решений требовалось еще продавить эти решения вниз. Вопреки распространенному мнению о пронизавшем Красную Армию после репрессий 1937–1938 гг. страхе, с беспрекословным исполнением приказов дела обстояли не совсем благополучно. Возможно, в некоторых тактических звеньях страх был (проявляясь по большим государственным праздникам), но в общем случае прямой и недвусмысленный приказ начальства мог быть просто проигнорирован. Именно так обстояло дело с приказом штаба фронта о нанесении контрудара 4-м механизированным корпусом.

Командование фронта ставило задачу на контрудар 4-м механизированным корпусом по сокальской группировке противника, в то время как командарм-6 Музыченко оценивал как очень серьезное положение на своем левом фланге, под Радымно (у Перемышля), на стыке с 26-й армией. Соответственно уже в 18.00 22 июня командир 4-го мехкорпуса А. А. Власов нацеливает свои дивизии именно на это направление: «4-й МК изготавливает нанесение удара в направлении Краковец, Радымно, с целью уничтожения противника, прорвавшегося в район Дуньковицы». Дуньковицы – это населенный пункт на дороге от Яворова до Радымно. Задача от штаба фронта сразу же получает пониженный приоритет, и к Радзехову по приказу Власова отправляются всего два батальона танков 32-й танковой дивизии и батальон мотопехоты от 81-й мотодивизии. Этот отряд уже был направлен ранее, и Музыченко даже не стал его усиливать. Вследствие этого план командования фронта использовать 23 июня 4-й мехкорпус целиком против прорыва у Сокаля был похоронен, не успев родиться. Надо сказать, что своя правда у И. Н. Музыченко все же была. Его стрелковые дивизии были растянуты по фронту, и удары немецких пехотных дивизий вызывали кризисы то там, то здесь, что в конечном счете вынудило применять танки корпуса А. А. Власова как «пожарную команду».

Помимо командующих армиями было еще и верховное командование, успевшее принять решения на основе отправленных в середине дня сводок. Началось прожимание принятых в Москве решений вниз. Напомню, что отправленная в Москву разведсводка штаба фронта противника сильно недооценивала. Сила удара из Сокальского выступа занижена в три раза, вместо трех пехотных дивизий указывается всего одна. Появление 11-й танковой дивизии воздушная разведка еще не заметила. Было вскрыто только появление 14-й танковой дивизии у Устилуга. Как ответ на столь благостную картину происходящего, вечером 22 июня из

Москвы последовала Директива № 3. Директива была отправлена из Москвы в 21.15. По воспоминаниям Баграмяна, она была получена в штабе фронта в одиннадцатом часу вечера. В ней констатировалось, что «противник, […] понеся большие потери, достиг небольших успехов» и приказывалось перейти в решительное наступление. Задачи армий Юго-Западного фронта в этой получившем скандальную известность документе формулировались следующим образом:

«г) Армиям Юго-Западного фронта, прочно удерживая госграницу с Венгрией, концентрическими ударами в общем направлении на Люблин силами 5-й и 6-й А[рмий], не менее пяти мехкорпусов и всей авиации фронта, окружить и уничтожить группировку противника, наступающую на фронте Владимир-Волынский, Крыстынополь, к исходу 26.6 овладеть районом Люблин. Прочно обеспечить себя с краковского направления»[418].

Сегодня для нас текст этой директивы выглядит дикостью. О каком Люблине может идти речь, когда обладающие огромным численным перевесом немецкие войска перемалывают приграничные дивизии? Если задаться вопросом: «соответствовала ли Директива № 3 сложившейся на границах обстановке?», то ответ будет однозначным – нет. Но если поставить вопрос по-другому: «Соответствовала ли Директива № 3 дневным донесениям округов?», ответ будет положительным. Нельзя не согласиться с начальником оперативного отдела фронта И. X. Баграмяном: «Невольно подумалось, что оптимизм оценок в документе из центра во многом был навеян и нашими довольно бодрыми донесениями»[419].

3.30 утра 22 июня. В предрассветной мгле бомбардировщики Хе-111 поднимаются в воздух для атаки советских аэродромов

За несколько часов до получения Директивы № 3 командование фронта уже разобралось в обстановке и отдало необходимые указания, призванные ее стабилизировать. Последнюю за 22 июня директиву из Москвы можно было просто скомкать и отправить в мусорную корзину. Рациональным зерном в ней было, пожалуй, только требование задействовать против наступающей немецкой группировки не менее пяти мехкорпусов. Впрочем эту идею тоже успели похоронить опять же еще до подготовки директивы № 3 в Москве.

Вскоре после получения Директивы № 3 в штаб фронта прибыли начальник Генерального штаба генерал армии Г. К. Жуков и назначенный членом Военного совета фронта Н. С. Хрущев. Жуков поддержал принятые Кирпоносом и Пуркаевым решения.

В отданных штабом Юго-Западного фронта после получения Директивы № 3 распоряжениях ее влияние никак не просматривается. Напротив, прослеживается понимание сложившейся обстановки и стремление реализовать план по ее стабилизации. В частном боевом приказе № 2, адресованном 6-й армии, военный совет фронта четко указывает на направления главных ударов 1-й танковой группы: «Противник, введя мотомех. соединения в направлении на Устилуг – Влодзимеж [Владимир-Волынский] и Кристинополь – Радзехов на фронте 5-й армии создал угрозу разрыва фронта обороняющихся частей»[420]. На телеграмме стоит время 3.10 23 июня. Далее в приказе командарму-6 предписывалось направить 4-й мехкорпус против наступающих на Радзехов войск противника и обещание поддержать ударом авиаполка бомбардировщиков. Также Музыченко было обещано, что для отражения атак пехоты на фронте его армии будет задействован 8-й мехорпус (у Равы-Русской).

Прибывший из Москвы Жуков прекрасно осознавал сложности с продавливанием приказов вниз и принял деятельное участие в их проведении в жизнь. Баграмян вспоминал: «Жуков поинтересовался, имеем ли мы проводную связь с Музыченко. Получив утвердительный ответ, генерал армии сказал, что побывает у него, а пока переговорит с ним. Кирпонос распорядился немедленно вызвать командующего 6-й армией к аппарату. Выслушав доклад командарма о состоянии войск, о противнике, Жуков особо подчеркнул, насколько важно, чтобы 4-й мехкорпус как можно быстрее был переброшен на правый фланг армии. Вскоре Г. К. Жуков в сопровождении представителей штаба фронта выехал в 8-й механизированный корпус генерал-лейтенанта Д. И. Рябышева, чтобы на месте ознакомиться с состоянием его войск и ускорить их выдвижение из района Львова на Броды»[421].