Космонавт замолчал, и майор спросил себя, не противоречит ли такому психологическому портрету тот большой дом на отшибе, где он побывал. Нет. У нее есть Тома… Малыш Тома, прелестный белокурый ребенок. Мать для него — главный человек в жизни. Мила может лепить из сына мужчину, какого сама пожелает.

— Первое поражение она потерпела в личной жизни, — продолжил Фонтен. — Уделяла жениху мало времени, и тот ее бросил. Были жгучий стыд, обида, ярость… Мила была успешна во всем и очень плохо перенесла эту историю — я наводил справки. Знаете, что произошло дальше? Несчастного жениха обвинили в изнасиловании малолетней и посадили в тюрьму. Доказательства его преступления были убойными, но он продолжал утверждать, что невиновен. До самого последнего дня жизни. Бедолага повесился. Насильникам в тюрьме приходится очень несладко, а если ты к тому же невиновен… На их с Милой фотографиях вид у него кроткий, как у ягненка. Этот человек был изначально обречен…

— Почему вы так уверены в его невиновности?

— У девушки, которая заявила на него, уголовное досье длиной с Ла-Манш: кражи, вымогательство, мошенничество, ложные доносы, злоупотребление доверием, организация псевдобанкротств, уклонение от уплаты налогов… Ее взрослая жизнь — череда попыток обобрать ближнего, обворовать, выкачать из него деньги. Но в шестнадцать лет грехов за нею не числилось, вот и прокатило… Не знаю, где Мила нашла эту девицу, но не сомневаюсь, что она отвалила ей кругленькую сумму… Хотя юная умелица наверняка продала бы родную мать и за пару сотен франков.

Сервас содрогнулся, подумав о Селии Яблонке и Кристине Штайнмайер, которые имели неосторожность перейти Миле дорогу. У Фонтена определенно есть связи в полиции, раз он сумел раздобыть подобного рода информацию.

— Итак, Мила покарала отступника и пошла дальше. К успеху и — так она думала — счастью, — рассказывал космонавт. — Она хотела всегда и во всем быть лучшей. Даже в постели выделывала такие вещи, на которые решаются немногие женщины, и не потому, что ей самой это нравилось: просто знала, что мужчины любят подобные штучки. Так Мила ведет себя в начале отношений… Желая соблазнить, завоевать и утвердить свою власть, она выкладывается по полной, а получив контроль, сбавляет обороты и сбрасывает маску. Я видел, как эта женщина постепенно меняется. Она начала критиковать меня — не обиняком, а напрямую; она все время делала неприятные намеки, по большей части необоснованные или сильно преувеличенные. Ревность к моей семье росла не по дням, а по часам, а кроме того, она подозревала, что я завожу и другие романы… Я не святой, но у меня никогда не было нескольких любовниц одновременно. Я женился на своей нынешней жене, надеясь, что она заставит меня забыть всех остальных женщин. Не получилось… — Лео сделал паузу. — Человек более хрупкой психологической организации в конце концов почувствовал бы себя виноватым и задумался, что с ним не так; я же довольно скоро спросил себя, что не так с Милой… На меня непросто повлиять, майор. Когда она поняла, что ее обычные приемчики не работают, то впала в истерику, грозилась позвонить моей жене и все ей рассказать… К моменту отъезда в Звездный городок наши отношения ухудшились настолько, что я почти решил поставить точку, но Мила загнала меня в угол. Признаюсь честно: я боялся, что она выполнит угрозу — расскажет Карле о нашем романе — и моя семья распадется.

Взгляд Фонтена затуманился, и герой космоса на мгновение уступил место побежденному, растерявшемуся человеку, испытывающему чувство изначальной вины.

— В России мне показалось, что она становится прежней Милой — восторженной, пылкой, теплой, — вздохнул он. — Она во всем покаялась, извинилась, сказала, что сорвалась только потому, что ни один мужчина не занимал в ее жизни такого места, как я. Мила поклялась, что больше никогда не будет вести себя подобным образом, что мне ничто не угрожает. Я принял извинения и обрел прежнюю подругу — непосредственную, забавную, неотразимую… Тучи рассеялись. Перед такой Милой очень трудно устоять. Чудесная женщина-ребенок, очаровательная, наполняющая счастьем каждое мгновение вашей жизни. Наверное, в глубине души мне именно это и было нужно. Я убедил себя, что на Милу подействовали стресс, ожидание и неопределенность: у нее была одна цель в жизнь — полететь в космос; она годами тренировалась, не зная, как все сложится. Кроме того, любая женщина чувствует себя оскорбленной, когда ей приходится держать любовь в секрете, не имея возможности показаться на людях с избранником сердца… Каким же болваном я был… Искал оправданий для себя, чувствовал вину… — Рассказчик поднял глаза на Серваса. — Знаю, что вы думаете, и согласен с вами: я был виноват. Собирался порвать с нею — но потом, позже, по-тихому. Мне хотелось, чтобы пребывание в Звездном городке оказалось успешным. Да, я был трусом, врал себе, оттягивал — и снова попал под ее власть. Повторяю — я умею противостоять чужому влиянию, но Мила обвела меня вокруг пальца. Она говорила, что пьет противозачаточные таблетки, и я принимал это за данность, поэтому, услышав признание: «Я беременна и хочу сохранить ребенка…» — понял, что меня, грубо говоря, поимели… Я взбесился, орал, оскорблял Милу и сказал, что ни при каких обстоятельствах не признаю этого ребенка, что никогда ее не любил и пусть она отправляется к черту вместе с будущим отпрыском, что все кончено и общаться мы будем только на тренировках. Я схватил ее за руку и вышвырнул вон. Она тут же отправилась к своей преподавательнице русского… — Фонтен сокрушенно покачал головой. — Не знаю, что именно и как сделала Мила, но появилась она на людях с синяками на лице, рассеченной бровью и сказала, что это я ее избил. И не в первый раз. Заявила, что я склонен к агрессии и устрашению. Скандал вышел ужасный. Я думал, что все пошло прахом — и наша миссия, и мой брак. К счастью, руководитель проекта хотел замять дело, чтобы не сорвать полет и уберечь репутацию Звездного городка. Нас разделили, и все пошло своим чередом. В тот день я понял, что если хочу отправиться в космос, то должен быть тише воды ниже травы до дня старта: наверху, на станции, Мила не сможет надо мною измываться. Я горько заблуждался, — мрачно заключил мужчина.

Входная дверь с шумом распахнулась, и в комнату вбежали двое детей. Отец распахнул им объятия и весело рассмеялся:

— Ой-ёй-ёй! Ураган! Прогноз сбылся. На помощь! А что мама?

— Она сказала, что заберет нас завтра в пять, — ответил мальчик.

Сервасу показалось, что его собеседник огорчился.

— Она куда-то торопилась? — спросил хозяин дома.

— He-а. Просто не хотела заходить, — ответила девочка. На вид ей было лет двенадцать, но выглядела она вполне сформировавшейся.

— Почему мама больше не заходит в дом? — спросил ее брат, ему Сервас дал бы не больше семи.

— Не знаю, Артур, правда не знаю, она мне ничего не говорила, — вздохнул астронавт. — Ладно, где ваши вещи?

Девочка кивнула на оставленные у порога рюкзачки.

— Отнесите их в комнаты. Мне нужно закончить разговор с этим мсье, а потом будем печь вафли, — улыбнулся Леонард. — Нравится такой план, дружок?

— Супер!.. Дархан, ко мне! — позвал мальчик.