В субъективном плане прямым следствием победы под Полтавой стала возникшая у царя Петра иллюзия своего военного превосходства, которая привела к неудачному Прутскому походу против Турции. Кроме того, субъективное решение царя дать бой шведской армии под Полтавой, обусловленное желанием отомстить за разгром русских под Нарвой, содержало не столько опасность проиграть битву, так как это все равно не могло привести к поражению в войне, сколько опасность для жизни самого Петра. Поскольку под Нарвой царь бросил армию, постольку теперь он считал себя морально обязанным принять участие в сражении и в переписке заранее просил Меншикова предупредить о возможной близости решительного боя с армией Карла XII, так как «… эта чаша не должна его миновать»[886]. В результате амбиции и болезненное самолюбие царя позволили бы осуществиться самым несбыточным мечтам шведского короля о разделении России и смене царствующей династии, не говоря уже об исходе самой битвы под Полтавой.

В тот момент битвы, когда царь лично двинул вперед второй батальон Новгородского полка, он оказался менее чем в ста метрах от противника. Тогда, если верить русским источникам, в него и его лошадь попали три пули, которые, однако, не причинили вреда, поскольку одна только пробила шляпу, другая застряла в седле, третью отразил медный нагрудный крест[887]. В битве при Лесной аналогичным образом погиб один из командующих офицеров русской кавалерии, ландграф Фридрих Гессен-Дармштадтский, убитый шведами выстрелом из мушкета (согласно воспоминаниям прапорщика Роберта Петре, заметив ландграфа Фридриха перед боевой линией противника, он специально отрядил группу из четырех мушкетеров, которые вышли из строя и застрелили вражеского командира). В той же битве генерал Рудольф Бауэр был тяжело ранен в лицо и упал с лошади, частично парализованный, не владея рукой и ногой, так что русские драгуны вытаскивали его с поля боя (лечение Бауэра потребовало нескольких месяцев постельного режима). В Полтавской битве из числа высшего и старшего командного состава царской армии были убиты ружейными выстрелами бригадир Пфейленгейм, полковник Нечаев и подполковник Лов (Лоу, Лоф, Low, офицер Киевского драгунского полка[888]), ранены генерал Ренне, бригадир Полонский, полковники Воейков, Инглис, Леонтьев, Лесли и Шамордин[889]. У фельдмаршала Шереметева была прострелена рубаха, выбившаяся на груди из-под мундира. Как видно, шведы снайперски метко стреляли по вражеским военачальникам и командирам, если только не предположить, что часть выстрелов сделали сами же русские солдаты – вчерашние крепостные крестьяне и бывшие стрельцы, ненавидевшие царя и своих офицеров – помещиков и иностранцев. В связи с этим, трудно судить, как повели бы себя русские солдаты под Полтавой, если в критической ситуации царь вдруг упал на землю тяжело раненный или хотя бы потому, что под ним убили лошадь. В шведской армии в той же битве слух о смерти короля привел к панике и бегству части кавалерии. Еще труднее предугадать политические последствия тяжелого ранения или смерти Петра под Полтавой.

Вся внешняя и внутренняя политика Московского Царства в этот период, включая ведение Северной войны, диктовались волей одного человека – царя Петра I. Поэтому гибель царя должна была кардинальным образом изменить ход военных действий, аналогично тому, как это произошло через 52 года, когда исход Семилетней войны предопределила смерть дочери Петра – императрицы Елизаветы Петровны. Как справедливо замечает Б. Григорьев, если бы Карл XII был убит под Полтавой, то это была бы только потеря человека и Швеция осталась бы такой, какой она была и должна была быть, но если бы был убит Петр I, то с его смертью потерпело бы крушение все его дело, а значит, не было бы и последующей истории России[890].

Однако боги и демоны войны отвернулись от короля Карла и его армии, поэтому даже профессионализм шведских солдат, умело поразивших мишень – вражеского главнокомандующего офицера, оказался бесполезен[891]. Случай либо плохое качество пороха помешали шведам использовать очередную благоприятную возможность выиграть битву, предоставленную им царем Петром.

Русскому самодержцу была назначена иная участь. Хотя духи войны отказали Карлу XII в победе, они все-таки наградили его легкой солдатской смертью – внезапно, от вражеской картечи, в осадной траншее у крепости Фредрикстен (Fredriksten) под городом Фредриксхалл (Fredrikshald), хотя, вероятнее всего, Карл был убит из нарезного оружия, а выстрел специально изготовленной пулей нестандартного калибра сделал французский наемник, подполковник шведской службы и генерал-адъютант Андре Сигье (Andre Siguier), подосланный заговорщиками из шведской политической элиты, желавшими прекратить войну, во главе с принцессой Ульрикой-Элеонорой (Ulrika-Eleonora) и ее мужем ландграфом Фридрихом Гессен-Кассельским (Friedrich Landgraf von Hessen-Kassel, будущий король Швеции Фредрик I Гессенский, Fredrik I Hessians), но это ничего не меняет относительно характера смерти короля). Как заметил однажды Карл XII, вероятно, оценивая свою жизнь после Полтавской битвы, счастье может изменить, ибо над ним мы не властны; но нельзя перестать оставаться честным человеком[892] (поэтому Карл оставался честным человеком в своем понимании честности короля. – П. Б.).

С другой стороны, царь Петр I, который и после Полтавы все продолжал пытать и предавать мучительной смерти тысячи людей, в том числе и собственного сына, долго (в течение января 1725 года) и тяжело умирал от уремии – болезненное состояние, при котором нарушение функций почек и мочевыводящих путей приводит к острой задержке мочи и накоплению в крови азотистых шлаков (по одной из версий, основанной на данных патологоанатомического исследования трупа Петра I, причиной уремии послужила стриктура уретры в районе выхода из мочевого пузыря, развившаяся в связи с плохо вылеченной гонореей и последующим хроническим уретритом)[893].

Любое исследование какой-либо крупной битвы требует в итоге дать оценку как стратегическим последствиям данного вооруженного столкновения, так и боевой работе войск противников, с целью выявить наиболее значимые тенденции и закономерности, существенно повлиявшие на ход и исход военного конфликта в целом. При этом целесообразно использовать, прежде всего, количественные критерии оценки, чтобы избежать субъективизма, многозначности и недоказуемости мнений и суждений, что неизбежно при оперировании одними только качественными показателями. Данное требование в особенности относится к определению эффективности боевой работы войск обеих сторон, поскольку при этом необходимо комплексно учитывать как соотношение сил и средств противников, так и соотношение их материальных и людских потерь.