пока мы должны вести себя тише воды, ниже травы, прежде чем переживем позор. Правительство будет осуществлять дальнейшую подготовку к войне с удвоенной энергией»[675]. Через день после Булл-Рана Линкольн подписал законопроект о призыве в армию 500 тысяч человек на три года. Три дня спустя он подписал точно такой же указ. Волонтеры в течение нескольких недель наводнили вербовочные пункты; северные губернаторы наперебой предлагали центру все новые и новые полки; вскоре полки начали прибывать в учебные лагеря в окрестностях Вашингтона, где им представили энергичного и многообещающего командующего Джорджа Макклеллана.

В 2 часа ночи после поражения при Булл-Ране Макклеллану пришла телеграмма, в которой говорилось о его назначении на пост командующего новой армией из призванных на три года добровольцев, которая вскоре получила название Потомакской армии. Когда 26 июля Макклеллан прибыл в Вашингтон, то не увидел «армии, командиром которой являлся — был лишь конгломерат частей, оккупировавших берега Потомака: одни абсолютно „зеленые“, другие — разочарованные поражением»[676]. Кто-то может услышать в этих словах нотки самодовольства, однако Макклеллан в первые два месяца командования армией выполнил все, что от него ожидали. Его армейская полиция собрала отбившихся от частей солдат и выкурила из питейных заведений Вашингтона офицеров. Экзаменационные комиссии отправили восвояси некомпетентных командиров. Макклеллан был профессионалом, знавшим цену учебы — он превратил новобранцев в настоящих солдат. Он поднял дисциплину и чувство гордости у своих подчиненных, которые платили ему обожанием, которого не удостаивался ни один другой генерал. Макклеллан превратил Потомакскую армию в боевую машину без слабых мест (и это было его важным вкладом в конечную победу Союза), но оказался неспособен выжать из этой машины весь максимум на поле боя.

Не все южане разделяли возникшее после Манассаса убеждение в непобедимости Конфедерации. Мэри Бойкин Чеснат считала, что победа «унесла нас в призрачное царство гордыни», в то время как у северян она «пробудит к жизни мужество всех до единого». Один чиновник военного министерства южан переживал в своем дневнике месяц спустя после битвы: «Мы почиваем на лаврах, пока враг обучает и оснащает 500 или 600 тысяч человек». Бросая взгляд в минувшее, участники войны с обеих сторон соглашались потом, что безоговорочный триумф южан в первом крупном сражении «оказался величайшим бедствием, которое привело к падению Конфедерации». Такая точка зрения стала доминантой историографии Гражданской войны[677].

В этом утверждении содержится немалая доля истины, но, пожалуй, оно все же не носит исчерпывающий характер. Уверенность, приобретенная победителями при Манассасе, придала им чувство локтя, которое только подкрепилось победами, одержанными в следующие два года. В то же время поражение Союза вызвало симптомы комплекса военной неполноценности, терзавшего офицеров-северян на виргинском фронте. Таким образом, битва при Манассасе и, что более важно, коллективные воспоминания о ней Севера и Юга превратились в психологический фон ведения войны на восточном театре. Именно это помогает понять, почему Макклеллан, создав мощную армию, не спешил давать генеральное сражение. В глубине души он всегда боялся, что враг окажется сильнее. А конфедераты, вооруженные победным духом, получили преимущество, выражавшееся далеко не только в уравнивании численности войск, противостоявших им в Виргинии[678]. В этом и парадокс Булл-Рана: уверенность, полученная после победы, одновременно помогла Югу и причинила ему вред. Точно так же унижение и вновь обретенная решимость ранили Север, но помогли ему возродиться.

II

Через два дня после Булл-Рана Линкольн обнародовал меморандум о будущей стратегии Союза. Следовало сделать блокаду более эффективной; Мэриленд необходимо было удерживать «заботливой [!], но твердой и решительной рукой»; союзной армии в Виргинии нужно было послать подкрепления, причем хорошо обученные и подготовленные к новому вторжению; некомпетентного Паттерсона заменил новый командующий армией Харперс-Ферри (Натаниэл Бэнкс); армии Союза на западном театре должны были перейти в наступление, «уделив особое внимание Миссури»[679].

Линкольн возлагал большие надежды на только что назначенного военным комендантом западного направления (в сферу интересов которого входил, главным образом, штат Миссури) Джона Фримонта. Знаменитый «Западный Следопыт», Фримонт, проведший одиннадцать лет в корпусе топографов, обладал репутацией, которой не было ни у одного «генерала от политики». Но значительные трудности ведения войны в Миссури — поляризация общества, партизанские набеги, политические интриги, спекуляции на поставках в армию и постоянная угроза вторжения южан из Арканзаса и Теннесси — быстро выявили слабость характера Фримонта. Он был скорее эффектным, чем эффективным человеком. Его наивность и стремление быстро создать крупную армию и флот для масштабного наступления вдоль Миссисипи сделали его легкой добычей военных поставщиков, чьи разбухшие прибыли породили новую череду скандалов. Фримонт мог выйти сухим из воды, если бы одерживал победы, но вместо этого союзные войска в Миссури вскоре после его прибытия в Сент-Луис 25 июля потерпели неудачу, ставшую одним из толчков того же землетрясения, эпицентр которого был в Булл-Ране.

С назначением Фримонта под его начало перешел Натаниэл Лайон. После того как он загнал ополченцев Стерлинга Прайса в югозападный угол штата, Лайон во главе небольшой армии в 5500 человек занял Спрингфилд, ставший конечным пунктом ненадежной линии снабжения почти в 200 милях от Сент-Луиса. Здесь Лайон лицом к лицу столкнулся с разношерстной армией конфедератов, состоявшей из 8000 миссурийцев Прайса и 5000 других бойцов под командованием генерала Бена Маккалоха — неотесанного жителя фронтира, добившегося признания во время войн с индейцами и мексиканской кампании как техасский рейнджер. Прайс был полон решимости освободить Миссури от янки и «германцев» Лайона. Маккалох не верил в надежность миссурийцев Прайса; на две-три тысячи солдат оружия не досталось вообще, а остальные были вооружены охотничьими ружьями, дробовиками и древними мушкетами. В конце концов Маккалох с огромной неохотой уступил просьбам Прайса начать наступление.

Тем временем Лайон убедился, что Фримонт не может послать ему подкрепления. Все соединения Союза были нужны для подавления партизан и отражения выступления мятежников в юго-восточной части Миссури, которое угрожало союзной базе в Кейро (Иллинойс). У уступавшего по численности вдвое отряда Лайона, добрую половину которого составляли «девяностодневные» добровольцы, чей срок службы почти истек, казалось, не было иного выхода, кроме отступления. Однако огненно-рыжий генерал не мог оставить юго-запад Миссури без борьбы, поэтому он решил атаковать позиции Маккалоха и Прайса прежде, чем те нападут на него.

Оставив без внимания мудрость военных трактатов (как позже делал Роберт Ли, одерживая свои великие победы), Лайон перед носом у превосходящих сил врага разделил свою и без того небольшую армию, направив ночью отряд из 1200 человек под командованием Франца Зигеля для выхода во фланг южанам. Отряд должен был зайти конфедератам в тыл у Уилсонс-Крик в десяти милях к