Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Давай потом ко мне, я тоже переоденусь.
Они дошли до магазина и свернули направо. Обе молчали. Ближе к дому Анька вспомнила вдруг про Салавата с Рудниковой:
– Вот уж им интересно будет в путешествие-то по такой холодрыге!
И хихикнула. Они зашли в квартиру. Баба Тоня вышла из закутка и внимательно посмотрела им в глаза и в рот. Она всегда так стояла, когда хотела понять, куда и зачем отпрашивается Анька.
– С Шурочкой гулять? Смотри у меня, недолго. Чтоб до родителей пришла, а то всыплют мне опять, что шаташься допоздна.
Анька кивнула и поцеловала бабу Тоню в щеку. Она быстро сняла юбку с блузкой, надела теплые штаны, свитер и сняла с крючка не весеннюю, а зимнюю куртку-аляску.
– Нет, давай я портфель всё-таки у тебя оставлю? А перед школой зайду. Уроки-то другие, я возьму другие книжки и поменяю их. Не хочу на восьмой тащиться.
Она сказала «не хочу», а имела в виду «боюсь». Анька тоже боялась к ним ходить, она обрадовалась, что побежит сейчас гулять, а не в темный пансионат.
– Только пойдем к вам на кроватях прыгать! – строго предупредила она, будто Саша станет сопротивляться идти в свой двор.
Они вышли в коридор.
– Чтоб не допоздна, слышь, нет? – крикнула Аньке вслед баба Тоня.
И зачем? Всё равно же не узнает ответа.
Темнело. Еще какие-нибудь полчаса – и станет совсем темно. Легкое настроение слетело. Саша сразу вспомнила маму. Как она пойдет одна с остановки?
– Бежим! – крикнула Анька.
Так она в последнее время стала перебегать дорогу. Не могла идти спокойно, даже если машин не было. Анька дергала Сашу с силой за руку и кричала. Они перебежали дорогу и понеслись к кроватям во дворе. На них, что удивительно, еще никто не прыгал. Пересменка, наверное. Днем прыгают только те, кто на больничном, и малыши, но их уже загнали домой, а большие еще не вышли. Анька залезла на ту кровать, что пошире, и запрыгала. Саша, если честно, думала, что Анька будет падать, но та прыгала цепко, как коза, и очень высоко.
– А ты че? Че не прыгаешь-то? – спросила она, в очередной раз взмывая вверх под звук лязгнувшей кровати.
Саша залезла на вторую. Получилось смешно: она карабкалась на сетку, ноги скользили по железной проволоке, не в силах даже устоять на горке, не то что прыгать.
– Иди сюда! Давай руку!
Анька протянула руки, чтобы помочь взобраться. Саша и на этот раз лезла неуклюже, Анька старалась тянуть ее к себе, но ничего не выходило. Один раз они обе скатились на снег.
– Я буду сидя прыгать! – придумала Саша и снова взобралась на вторую кровать. Она схватилась за края кровати, села, вытянула ноги и стала подпрыгивать на попе. Тоже неплохо. И не надо падать. Она, конечно, хочет прыгать, как Анька, но у нее не получается. Что ж поделать?
Так они прыгали очень долго. Саша замерзла, железная кровать промораживала ее даже сквозь шубу, штаны и колготки. Она теперь просто сидела на сетке и только натянуто улыбалась Аньке снизу. Та продолжала скакать. Казалось, что она словно зависает в воздухе. И куда-то внимательно смотрит. Да в сторону остановки! Туда, где должны появиться ее родители. Вернее, мама. Она первая приезжает на автобусе, забирает из садика Женю и потом возвращается домой. Папа складывается, закрывает точку на рынке и везет всё домой на машине. Чуть-чуть, и настанут сумерки. Пока их красную «Таврию» видно из двора на дороге, а скоро будет не разобрать.
– Нету че-то, – наконец сказала Анька, продолжая подпрыгивать и всматриваться в серую даль за кустами. Сумерки накатывали быстро, минута за минутой.
– Так рано еще. Часы ты взяла?
Анька проверила и помотала головой. Саша всмотрелась в небо, в воздух над речкой, в легкое зарево над их пансионатом. Нет, еще точно нет шести.
– Да, рано…
Потом она приврала:
– У нас тут тоже есть садичные. Еще никого не приводили, я бы увидела.
Эти слова немного успокоили Аньку. Она встала на сетку, повернулась боком и попыталась съехать с кровати, как с горки. Ей понравилось, она стала кататься снова и снова. Саша залезла на свою кровать, но скатиться не сумела – спустилась по сетке, как по лестнице. В валенках хорошо бы было катиться. Да и не помешают они сейчас. Она замерзла, но предложить пойти к бабе Тоне постеснялась, а домой не хотела – ей там страшно. И подниматься страшно, и сидеть в комнате.
– Не-а, че-то не то. Она раньше всегда Женьку забирает. Пойдем посмотрим? Всё равно холодно, погреемся.
Отговариваться Саша не стала – она резко подскочила с кровати и побежала за Анькой. Сетка за ней смешно лязгнула. Надо погреться. Она бы, пожалуй, потом вообще никуда не пошла – вон, только встала с кровати, а ее уже снегом заметает. Но неудобно сидеть у Аньки: родители придут, а там чужой ребенок. Всю дорогу она раздумывала: намекнуть, что не хочет возвращаться на улицу, или подождать? Когда они постучали в дверь ногами одновременно, Саша твердо решила, что найдет повод остаться у Аньки. Но тут баба Тоня открыла, Анька проскочила в квартиру и прямо в сапогах побежала в залу искать маму.
– А матери-то нету, – развела руками баба Тоня.
– Как нету?
Тут Саша впервые, может быть, увидела, что ее веселая жизнерадостная Анька может заплакать от страха. Ей было страшно за маму. Неужели и она умеет так бояться?
Баба Тоня тоже это увидела и обняла Аньку:
– Так Клавка Женю-то забрала. У них вутренник был, так рано воспитатели-то разбежались. Вон она, ужо булки на кухне жует. Клавка привела и на работу поскакала… – она помолчала немного, увидела Анькины вопросительные глаза и пояснила: – С вешшами у них там что-то, новы вешши каки-то привезли, принимают, сказала, допоздна. Да вы идите покушайте.
Есть хотелось, они ведь на чай не остались.
– В комнату беги! – Анька шикнула на Женю, та положила недоеденную булочку на стол и вышла.
– Так чай пошвыркаете с булками или супа достать?
– Мы чай, баба, чай!
– Так чай-то готов, я Клавке заваривала. Чайник только трошки подогрею. Вот, сами сымите и плитку-то выключите. Я прилягу…
Баба Тоня поставила чайник и ушла.
– С ревенем… Баба Клава напекла.
Анька понюхала пирожок.