— без, в одних ажурных подвязках на шпильках — войска особого ню-значения! — и армия предполагаемого противника полегла тут же, на границе, в кустах! Да прямо на контрольной полосе! И все — граница на замке! Венеры. Потом подходят наши, лямур де труа… катр… санс, мир-дружба-свалка, — в общем, оборонительно-эротический союз!

— Это если в армии только такие как ты! — заметил Доктор. — Но ты же клиника, патология…

— Патология это совсем другое, Доктор. Это когда молодой человек проходит мимо бескорыстного предложения, не сбиваясь со строевого шага, вот это уже «он-клиника» и патология, его надо спасать!

Фома приходил к неутешительному выводу, что власти просто вынуждены иметь в оппозиции экстремистов, коммунистов, фашистов, нацпатриотов и прочих, потому что денег на девочек для всех у нее нет.

— Ты предлагаешь создать регулярную прости-армию?

— Достаточно полка. Одна девочка в состоянии свести с ума роту, так что силы будут примерно равны. А насчет прости-армии, это ты хорошо. Прости-армия — армия прощения…

Фома замечтался…

— Они будут до зубов вооружены всякими штучками, а на штандарте у них будет написано: «иди ко мне, солдатик, я научу тебя свободу любить в любом стрелковом положении!» — и всё! И мир во всем мире!..

Его было не остановить. Коньяк, бессонница, сигара и тема рождали совершенно новый мир — мир идей, оглушительных как петарды. Именно в такие моменты легко складываются вместе самые противоречивые феномены бытия и в их «пазлах» возникают гениальные философские гипотезы и проекты спасения человечества.

— Как же, наверное, пил Платон! — восхищался Фома в прозрении. — Как же нужно горько пить, чтобы создать идеализм! Я не говорю о Сократе! Он углублялся до того, что только спрашивал, но как держал тему! А Гегель, Шопенгауэр, я извинясь? Мы — пигмеи, икринки в океане выпитого ими!..

И снова переходил к своему, еще «не выпитому»:

— Тысячелетняя мечта, о которую обломали зубы спасители человечества до и после Христа, оказалась под силу лишь девчонкам. Федор Михалыч знал, что говорит: красота спасет мир! Сам он себя только так и спасал… Какой урок савонароллам, тарквемадам и прочим марксам и сникерсам, что клеймили проституцию (любя при этом проституток!): их всех может заменить одна плохая девчонка! Красотка спасет мир! Не нужны их завиральные идеи. Проститутки спасут мир — всех, не взирая на конфессию, расу и профессию! Первая древнейшая профессия потому и первая, что родилась из удовольствия и согласия! Она главная!

— У тебя одно на уме. Ладно, пусть от фашистов вас спасают девочки, какое-то рациональное зерно в этом есть. Но геи-то? Эти вечные изгои, кажется не скрывают уже ничего, тем более ориентации.

— Док, — тяжело вздыхал Фома, — это же жизнь! Одни ориентированы вперёд, другие — в зад, третьи — во все стороны. И по мне, лучше иметь вектор хоть куда-нибудь, чем не иметь вообще никакого!

— Вектор?.. — Доктор склонил голову, как умная птица. — Мне всегда казалось, что это математическое понятие.

— Это не понятие, Док, это такой устремленыш, имеющий не только направление, но силу и скорость! Словом, вооруженная сила.

— Да, как вы только не называете его — и молот, и уд, и свирель, и даже баклажан с помидорами! Музыка в гастрономе!.. Теперь еще — вектор. И математику приплели. Интересное помешательство. Больше никто этим не озабочен, кроме вас. Чем же еще вы его назовете? Даже трудно представить при вашем больном воображении. «Томагавком»? Лучом света?

— Ну, насчет томагавка не знаю! — засмеялся Фома. — А вот насчет луча даже пьеса написана — «Луч света в темном царстве». Как раз про это про самое!

— Что ты мне мозги пудришь? Это же «Гроза» Островского!

— И еще какая!.. Гроза всех Катерин и Кабаних — вездесущий вектор, луч! Он здесь везде, Доктор! Поэтому не спрашивай, почему я был среди геев или скинов. Я был с моим народом-богоносцем там, где он к несчастью обретает счастье — в векторном пространстве! Вот!

Фома был доволен. Доктор не очень.

— А насчет отсутствия вектора, это ты, конечно, по мне прошелся?

— Но ты же ведь сексуально дезориентированное существо, совершенно не имеешь направления!

— Осуждам? — удивился Доктор.

— Что вы, Доктор, жалем!..

На этот раз Доктор нашел Фому в ночном ресторане, откуда тот не выходил несколько суток подряд, заглядевшись на бордосские бутылки, на фоне сменяющихся закатов и рассветов. Он сравнивал плавные переходы винных сосудов Жиронды с изгибами, которые демонстрировали девочки официантки, уворачиваясь от его чаевых.

— Вот ты где не бреешься, оказывается!.. — Доктор вырос перед ним, вместо официантки.

Фома безутешно смотрел в окно бледными от пьянства глазами.

— А мы ищем, ищем! Хорошенький у тебя вид… на набережную! — похвалил Доктор его щетину и выбранное место. — А это Мини!

— В смысле?.. — Фома повернул голову.

Дева, пришедшая с Доктором, напугала его в самое сердце. Глаза у нее были, как снег и, заглянув туда, Фома понял, почему говорят, что красота — это смерть.

— Вы тоже оборотесса?.. — Подняться он даже и не пытался, жизнь казалась ему вечной: зачем суетиться?

— В смысле? — вернула ему Мини приветствие.

— Он считает меня оборотнем, вервольфом. Развлекается, — пояснил Доктор, отодвигая для нее стул.

— Я… отойду, — сообщила Мини.

— Даже чаю не попьете? — удивился Фома, перебирая пустые бутылки. — Бордосского?..

Мини одарила его ослепительной улыбкой, чем расстроила его мужественность окончательно. Глядя ей вслед, Фома отметил раскованную походку и рискованную длину юбки. Такие юбчонки обычно держат обеими руками за подол, чтобы она при ходьбе не раскрыла большой секрет. Секрет, хранимый только для одного, ну двух, во всяком случае, не для всех. Мини же юбочку не держала, хотя та предательски ползла вверх от тазобедренных волн. То ли секрета не хранила, то ли понимала, что главный секрет — её глаза, заглянув в которые можно было лишиться ума. Над головой ее, в такт ходьбе, покачивался пышный нимб