— Что значит Мини? Уж не твое ли кредо?.. Или у них с юбкой одно имя на двоих? — стал поэтапно просыпаться от такой походки Фома.

Доктор меланхолично посмотрел на него и закурил.

— Откуда я знаю? Назвалась. А чем не имя? Есть же у вас Революции Ивановны, Выдерзнарки.

— Она со Спирали?

— Ну ты дал! — хмыкнул Доктор дымом. — Не знаю. Я проснулся, а она рядом — наспал, наверное.

— Все-таки хочешь быть человеком, мечтаешь! — протянул Фома вяло, и предупредил:

— Смотри, не заспи теперь. Очаровательное создание, посмотрит, как саваном одарит. Кстати, если ты вервольф, то она кто — вервульва?

— По-моему, ты устал и по особенному вульгарен, — рассеянно заметил Доктор.

Он делал обстоятельный заказ, объясняя официантке как, в чем и сколько раз ему нужно это перевернуть, чтобы не перетомить, а главное, чего капнуть сверху и подпустить снизу, дабы он почувствовал удовлетворение.

— Нет, мил друг, это латынь. Но ты правильно заметил, в народной этимологии это значит одно и то же — популярная.

— Насчет популярности, ты ей сам объясни. Ты чем-то уязвлен?..

Доктор снова углубился в дебри заказа: какой год урожая, да какой замок и какой (у Фомы глаза на лоб полезли) берег Гаронны и Дордоны, левый или правый?.. С берегами Жиронды ему было все ясно. Солнце, видите ли, интересовало мистера Изысканный Вкус, когда оно падает на знаменитую лозу… Бордосский городовой!..

— Она что вернется?.. — Фома едва вывернулся из-под обаяния беседы Доктора с сомелье. — Я думал, она тебя только до стола довела.

— Пить меньше надо.

— А зачем она тебе?

— Ты все время спрашивал, почему я без женщин. Получай!..

Доктор отдал меню и благожелательно посмотрел на Фому.

— Она-то чем виновата? Что ты хочешь доказать, креветка замороженная — что у тебя тоже есть вектор?

— Ну, не такой вездесущий, как у тебя, но… и мне ничто человеческое не чуждо.

— Не передергивай, ты не человек!

— Похоже, ты давно здесь сидишь, если не сечешь мой искрометный юмор! — пожал плечами Доктор.

Фома захохотал, но поздно. Вернулась Мини, и он засмотрелся на нее, подперев свою небритую рожу кулаком, словно роденовский «Мыслитель», вдруг поднявший голову и обалдевший. Теперь, когда он привык к холодному сиянию её глаз и смог от него абстрагироваться, он заметил, что Мини довольно симпатична, даже мила, как бывает мила стынь-зима русскому сердцу (сама не зная почему любила русскую зиму). Выяснилось, что на самом деле она Меланья, но в детстве называла себя сокращенно — Мини.

— Куда короче, — согласился Фома.

Она любила джаз. «Доктор!» — восхищался Фома и скучал среди них, как волк в дендрарии. Время от времени, прерывая тишину, повисшую над столом с появлением Мини, он задумчиво произносил непонятную фразу:

— Равновесие должно быть восстановлено…

И вдруг исчез. Сказал, что пойдет поговорит с музыкантами о бемолях Стравинского, и пропал. Доктор только головой крутил и считал минуты. Мини, поковырявшись во всех блюдах, без всякой скуки, но и без выражения, уставилась на джаз-банд своими снежными глазами.

Когда Доктор насчитал ровно двадцать девять минут, дверь широко распахнулась и в зал вошел швейцар в белых перчатках и униформе адмирала царского флота. Джаз-банд грянул «Либер-танго». Потом появился Фома, но не один, как нарыв, а с дамой. И какой!..

На спутнице его была вульгарная желтая шляпка с черной полувуалькой и зеленая искусственная лисица, а юбка еще короче, чем мини Мини. Это была удача, особенно сочетание фасона шляпки, цвета шкурки и смелости юбки. Музыканты немного сбились («Кто к нам приехал?!» — взвизгнул саксофон), потом выправились и перешли — дружной синкопой — на «Я милого узнаю по походке», но это была ерунда, по сравнению с тем, какой синкопой шла избранница Фомы.

Её бедра выписывали такую великолепную восьмерку, что в нее (эту восьмерку) мог вписаться, не снижая скорости, восьмидверный лимузин. Фома осторожно и галантно держался от дамы на расстоянии вытянутой руки. Физиономия его сияла, как у негра. Из-под вуальки его спутницы торжествовали лиловые губы, складываясь в ослепительную улыбку и в углу их чернела совсем уж умопомрачительная мушка. Голова зеленой лисицы, подпрыгивая, гордо блестела пластмассовым носом и красной тряпицей, зверохульно обозначающей пасть.

В зале кто-то поощрительно захлопал, предполагая, что это варьете. Но Фома только гордо прошелся со своей спутницей мимо подиума сцены и завернул к столу. Доктор с любопытством рассматривал «выходку» Фомы. Мини сразу насторожилась. И правильно.

— Пипи! — представил Фома.

— Пипи?.. — Даже Доктор не смог сразу адекватно охватить всю человеческую ширь выдумковатости Фомы.

Мини подозрительно посмотрела на Фому.

— Она в детстве… ну в общем, понятно?.. — Он повернулся к Пипи.

— Да, я детство провелла на голом цементном полу, — доверительно сообщила та. — Бегала через каждые пять минут, поэтому все меня так и звали. А вы что подумали? — улыбнулась Пипи лиловыми губами хищницы. — То же?.. Правда, детство всегда так мило?.. — И сняла, наконец, свою шляпку.

Фома с удовольствием отметил потрясение Мини и Доктора. Пипи была красива, не просто красива — сногсшибательна. Под дурацкой шляпкой обнаружился благородный пепел волос и выразительные, странные желто-зеленые глаза. Цвет страсти или ярости. Сочетание лиловых губ и пепельных волос было дерзко, но золотая зелень глаз неожиданно примиряла эти оттенки. Какая-то буйная прерия рисовалась сразу в воображении. Или тигр в клетке.

— Что мы пьем? — спросила Пипи по-свойски, оглядывая стол. — Сен-Жульен, Сен — Емильон — боже, одни святые!.. Вы что скучать сюда пришли? — удивилась она. — Давайте водочки закажем, у нас же компания! А, Андрон?..

Она сбросила и лису под стол, но никто уже и так не верил, что она плохая девочка. Подозрение пало на Фому — подучил, змей! Мини с трудом боролась с обаянием Пипи и собственным недоумением. Победила дружба.

— А, правда!.. — Мини в предвкушении потерла руки. — Давайте