– Ты ведь понимаешь… – знаком руки отводя в сторону вооруженных магнитными щитами солдат и подходя все ближе к Виктории, – как устроен этот мир. Где есть победители и проигравшие. К сожалению, твоя мать решила примкнуть к тем, кто не в состоянии защитить самих себя! Как знать, как бы сложилась ее… наша судьба, будь она хоть чуточку подальновиднее. Возможно, она бы стала одной из моих… А, возможно, что и единственной женой! А ты уже много лет назад стала бы законной наследницей престола острова Змея!

Виктория стояла, сжимая в руке эфирную гранату, лихорадочно обдумывая слова Чаррамы уже в своем подсознании, хотя, уже зная наперед о давно принятом решении, которое стоило лишь принять окончательно и бесповоротно.

– Ты прав, – опустив руку, проговорила Виктория под звук взводимых винтовок, смотрящих ей прямо в лицо, которые остановил всего за мгновение до неизбежного взрыва жест Чаррамы.

– Вот как? Мы разговариваем снова. Уже хорошо, и в чем же я прав?

Виктория стояла некоторое время безмолвно и недвижимо, перебирая в своей памяти моменты своей жизни и не находя в них никакого смысла, поскольку сами по себе они не имели значения – ни самые светлые, ни самые темные из них, поскольку все они были лишь ступеньками к этому месту, этой самой освещенной тысячами огней и приковавшей к себе внимание всего мира сцене, где двое актеров уже подобрались к развязке, что сплетала единым сюжетом их судьбы. Этот спектакль должен был уже закончиться нужным режиссеру образом, однако, в процессе произошло то, что и должно было произойти – акт игры, импровизация, которая переписала повторяющийся раз за разом, как заезженная пластинка, и уже порядком опостылевший сценарий.

– Может быть, насчет твоего парня? Как его там… Ну да неважно, –слегка поморщился Чаррама, – но ты ведь – взрослая девочка, и не тебе судить!.. Тем более, вот так бездарно расшвыриваться своей жизнью перед лицом всего мира! Будь же выше этой потери! Будь тем, кем тебя ожидают видеть все! Стань знаменосцем нашего острова, нет, всей Империи! Покажи миру, что мы самодостаточны и прогрессивны, покажи им всем силу духа и нашей горячей крови! Давай же, отдай мне бомбу, пора взрослеть, маленькая Виктория! – улыбнулся Чаррама, уже вплотную приблизившись к Виктории и, под взвыв аплодисментов, взявший девушку за руку.

– Вспомни свою любимую Геллу Фландерс, – пошел ва-банк Чаррама, – вспомни ее трагическую судьбу! Изменила ли ее смерть что-либо? А вот, если бы она сотрудничала, то могла бы принести куда больше пользы тем, кого хотела спасти, конечно, если бы приняла правила игры. Видишь же, ее путь деструктивен, как и тот, которым ты хочешь пойти. Ты должна показать миру, что лицо молодежи и ее повестка – не разрушение, но созидание, я прав? – победоносно улыбнулся Чаррама, забрав из руки дочери гранату и победоносно вскинув руку с ней над головой, перед многотысячным взглядом залившегося от экстаза стадиона, который начал скандировать имя Вождя. Заводилами в этом деле, конечно же, выступили тысячи бойцов Имперской гвардии и личной охраны Чаррамы Первого.

– Вы видели? Видели?! – громогласно рассмеялся Чаррама, вскинув обе руки, – наше представление удалось на славу, поэтому вы все и здесь! Чтобы принять коронацию молодой крови – молодой Виктории, орлицы, что на своих сильных крыльях понесет судьбу обоих островов и станет тем, кто…

Речь Чаррамы терялась в плывущем сознании Виктории, которая как будто бы находилась больше не здесь, а в маленькой комнатке парадоксально бесконечно огромного масштаба, где она буквально летала на полной скорости в неописуемом пространстве радости, обхваченная руками своей любимой жены, что сжимала своего путешественника всё сильнее, пытаясь доставить поистине грандиозное наслаждение своему мужу, который с ухмылкой на устах досматривал свой грандиозный сон, что должен был закончиться совершенно по-особенному, вполне определенным образом, дабы развеять чары любимой, которая, только таким образом пройдя через пробуждение, смогла бы по-настоящему обрадоваться тому, что угодила своему супругу, который хотел того же самого для своей возлюбленной, а посему уже проживал миллионы жизней, что пересеклись на сцене огромной арены, пропущенные через призму сердца юной девушки, в которой боролся абсолютно понятный рациональный мотив – встроиться в уже существующий миропорядок и найти свое счастье, показав тем самым, остальным, что любое горе можно преодолеть – и смерть любимого человека, и крах собственных иллюзий… – с другой стороны, гнев и обида, боль других людей неизменно жили в ней наравне со всем остальным. Эти голоса отчаянно кричали, желая, чтобы она убила Чарраму, когда представился такой уникальный шанс, чтобы отомстить за всё, что было им совершено. Но, он был ее отцом, думала девушка, чувствуя какую-то нездоровую привязанность к, по сути, чуждому ей человеку, да и может не в этом дело, она просто не могла причинить кому-то боль, по крайней мере, пойти на убийство. Она в принципе не была способна этого сделать, и поэтому ее дрожащий кулачок и не сжал в момент истины ту приманку, которую победоносно заглотнул Чаррама. Она конечно допускала, что могла бы активировать взрывчатку, но, положа руку н сердце, не верила в это совершенно.

Так что же ей оставалось? Третий путь, который она лицезрела в пещере? Да именно – тот самый, что действительно способен был показать миру – не стоит бояться богов, в чьих жилах течет человеческая кровь.

– Папа… – улыбнувшись, обратилась Виктория, рассмеявшись всей комичности своего обращения к Чарраме, который, обернувшись, открыл вновь было свой рот, скривившись в ухмылке, дабы вновь своей безусловно правильной речью поучать свою юную дочь, однако, вместо этого, он моментально заткнулся, замерев от ужаса, в тот момент, когда Виктория разорвала на груди рубашку, обнажив вживленный в ее грудь портативной взрывной заряд, который тут же был активирован. Он, по сути, хотя и не являлся бомбой в прямом смысле этого слова, тем не менее, смог нанести самой Виктории непоправимый урон, попутно успев обжечь Чарраму, которого тут же спрятала за своими щитами охрана, закрывшая его от взметнувшегося над стадионом гигантского фейерверка, превратившегося в два огромных глаза, что открылись на крыльях переливающейся разными цветами бабочки-Богини, что с удовлетворением, рассмотрев во всех подробностях мир своего сна, закрывала их, оказавшись уже в другом месте, где на нее смотрело ее собственное счастливейшее лицо.

– Добро пожаловать домой.

 – Да, я дома, – улыбнулась Виктория, вытирая свой рот и глядя на узорчатый потолок своей комнаты, который она, казалось, видит по-настоящему первый раз в своей жизни, но который, тем не менее, теперь казался ей символом самого безопасного места на всей планете.

– И о чем ты только думала? – выдохнул Кайл, который сидел у изголовья кровати, на которой валялась Виктория, которую тот аккуратно уложил на взбитые подушки, что он ранее собрал со всей комнаты.

– Не знаю, видимо хотела умереть, – спокойно отозвалась Виктория, испытывая странный микст из ощущений, где смешалось абсолютное спокойствие с легкими нотками эйфории, которая, казалось, ласкала мягкими волнами ее мозг, который работал, казалось, впервые за всю ее жизнь на полную мощность.